Сэм Хайес. Ябеда

Я выпотрошена, как покинутая раковина.

... в списки меня внесли под временным именем.
— Временным? — переспросила я, а сама подумала, что именно так я себя ощущала всю свою жизнь.

Мне удается выдавить улыбку — удивительное дело, я думала, у меня их уже не осталось.

Он обнимает меня и не отпускает, и мало-помалу я забываю, где я и что я, тревога и боль бледнеют.

Когда в руках кисть, ему достаточно подумать о Нине — и его полотна наполняются будущим.

С каждой стороны широкого постамента — дощечки с выгравированными на металле именами.
— Местные жители, погибшие в двух мировых войнах. — Сняв очки, я представляю венки из алых маков, которые ложатся сюда в ноябре. В алфавитном порядке перечисляются фамилии здешних прихожан, павших в бою. Над каждой группой имен значится год смерти. — Сколько жизней потеряла эта деревня...

Изучение местной истории сродни археологии. Упусти какую-нибудь деталь — и рискуешь неверно истолковать всё событие. Нарушь последовательность — и никогда не узнаешь, что именно случилось... Я хочу всё расставить по своим местам.

Мы были с ней одинаковыми — брошенные сироты, которые не чаяли дождаться, когда кончится детство, и упорно бодали головой пустоту. Единственная разница была в том, что я теперь об этом ЗНАЛА. Я утратила благодать детского неведения.

Помочь я не могла и от этого злилась. А когда я злилась, то скручивала свою злость покрепче и прятала подальше.

В гостиную вплыла Джози и озарила ее беспечностью и очарованием — искусство, которым она овладела, как только научилась ходить.

Хотелось разнести все вокруг, самой загубить собственную жизнь, пока этого не сделал кто-то другой.