Сергей Лукьяненко. Дневной Дозор

Если один из двух выходов — ловушка, значит, надо искать третий.

Тот, с кем хоть раз вступил в схватку, — враг навсегда.

Это не юбка короткая, это у меня ноги длинные.

Утром никогда не хватает времени на сборы. Можно встать в семь утра, а можно в шесть. Но всё равно — пяти минут не хватит. Интересно, почему так происходит?

День — время уз и цепей, обязанностей и правил, а Ночь — время Свободы.

... За чужие грехи время смут чаще карает тех, кто грехов не совершал. Или совершал, но совсем не те, за которые карают.

Опыт — это в первую очередь умение сдерживать мимолётные порывы.

... не всегда в красивом сосуде — хорошее содержимое.

Старый, нудный, озабоченный мировыми проблемами злодей — разве это партнёр для отдыха юной ведьмы?

Это только детям трудно ответить, кого больше любишь, папу или маму, у взрослых очень даже запросто получается...

Мне мама говорит, что в мужчинах самое главное – надёжность. Красивыми им быть не обязательно, а умными тем более.

— Предательство не бывает маленьким.
— Бывает, Антон. Ещё как бывает. Верность складывается из череды маленьких и расчетливых предательств. Можешь мне верить – я живу на этом свете достаточно долго, чтобы успеть в этом убедиться.
<...>
— Ты силен в софистике, Завулон. Наверняка ты заметно сильнее меня. Но оттого, что ты называешь вещи чужими именами, суть вещей не меняется. Предательство — всегда предательство.
— Хорошо,  — неожиданно легко согласился Завулон.  — Тогда предавай любовь. В сущности, у тебя выбор между двумя предательствами, неужели ты не понимаешь?

Антон любил Прагу. Более того, не понимал, как её можно не любить. Есть города, которые с первого же мгновения вызывают оторопь, подавляют, а есть и такие, что умеют мягко и незаметно очаровывать. Москва, к сожалению, не относится ни к первому, ни ко второму типу. Прага же была подобна старой и мудрой волшебнице, что умеет притворяться молодой, но не видит в том нужды, сохраняя свою красоту в любом возрасте.

— Святое? — усмехнулся Эдгар. — А зачем им святое? Они солдаты.
— Знаешь, Иной, мне кажется, даже солдаты должны оставаться в первую очередь людьми. А у людей обязано быть что-то святое в душе.
— Для начала необходимо, чтобы имелась душа. А потом уж святое.

Булыжник Красной площади, помнивший и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто — ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров — не в силах поколебать это спокойное величие.

Разве чёрная пешка ненавидит белую? Нет. Тем более если пешки упёрлись друг другу в лоб и мирно пьют пиво.