Шарлотта Бронте. Городок

Рассужденьями чувств не объяснишь. О любви толковать нечего.

У большинства всегда находятся другие заботы, кроме чтения в чужих сердцах и разгадки недомолвок. При желании секрет хранить легко.

Свободной женщине оставалось только отправиться к себе, потащить домой свою свободу и начать думать о том, как этой свободой распорядиться.

Любовь, рожденная лишь красотою, — не по моей части; я ее не понимаю; все это просто не касается до меня; но иная любовь, робко пробудившаяся к жизни после долгой дружбы, закаленная болью, сплавленная с чистой и прочной привязанностью, отчеканенная постоянством, подчинившаяся уму и его законам и достигшая безупречной полноты, Любовь, насмеявшаяся над быстрой и переменчивой Страстью, — такая любовь мне дорога...

Я перешла в новую веру — я поверила в счастье.

Когда я прочла молитву, разделась и легла в постель, меня охватило чувство, что я всё же имею друзей. Друзей, не притворяющихся безумно любящими, не обещающих навсегда сохранить нежную преданность, друзей, от которых можно поэтому ожидать лишь сдержанного проявления чувств, но к которым инстинктивно устремилась моя душа, полная столь безграничной благодарности, что я умоляла собственный Разум помочь мне преодолеть это состояние духа.

Никто не пускается в плавание по морю Любви, если только не различит или не вообразит звезды Надежды над его бурными волнами.

Взращивать счастье? Я не слыхивала более нелепой насмешки. И что означает подобный совет? Счастье ведь не картофель, который сажают и удобряют навозом. Оно сияет нам с небес. Оно — как божья роса, которую душа наша неким прекрасным утром вдруг пьет с чудесных трав рая.

Я — его королева, но он отнюдь не мой король.

Холодок, хранящий пламя в глубине, — бесценный дар природы.

Трудись во имя собственной независимости, достигни её, а там уже будешь стремиться к большему.

Легче отражать взрыв ярости с близкого расстояния, чем подвергаться угрозе издалека.

Всю свою жизнь он был счастлив — и удачлив, оттого, что зоркие глаза его высматривали благоприятную возможность, оттого, что сердце в нужную минуту побуждало его к действию и у него были крепкие нервы.

Ни выдающейся красоты, ни совершенного обаяния, ни настоящей утонченности нет без силы, столь же выдающейся, столь же совершенной и надежной.

Прошлое было ей дорого, но она не проронила ни слова, она умела чувствовать, не изливая своих чувств потоками речей.

Жизнь остается жизнью, как бы она нас ни ранила, уши и глаза наши продолжают нам служить, как бы мало радости и утешения ни сулило то, что придется увидеть и услышать.