Симона де Бовуар — цитаты из книг автора

Можно ценить красоту цветов, очарование, прелесть женщины, но оценивать их по стоимости; и если эти сокровища оплачиваются кровью или несчастной судьбой, нужно суметь ими пожертвовать.

Бесспорно, в новом завтрашнем мире будут утрачены условия для иных любовных, сексуальных приключений, но это не значит, что из жизни людей будут изгнаны любовь, счастье, поэзия, мечта. Отнесёмся бережно к нашему будущему и не дадим воображению обеднить его; если оно нам покажется опустошённым, виной тому — скудость нашей фантазии; оно для нас — некая абстракция, и каждый оплакивает втайне отсутствие себя в нём.

Источник зла заложен не в чьей-то личной испорченности, дурных наклонностях – неискренность, недобросовестность, нечестность рождаются там, где начинаются взаимные обиды и упрёки, – зло проявляется, когда создаётся ситуация, при которой действующие лица, он [мужчина] и она [женщина], оказываются беспомощными.

Распря между мужчиной и женщиной будет продолжаться до тех пор, пока они не признают взаимного равенства, то есть до тех пор, пока женственность будет увековечивать себя в качестве неизменной сущности, — кто более, мужчина или женщина, заинтересован в поддержании этой ситуации? Женщина, сбрасывая с себя оковы, хочет тем не менее сохранить свои прерогативы; а мужчина в свою очередь предпочёл бы сберечь свои привилегии и потребовать от женщины, чтобы та согласилась с определёнными ограничениями. Монтень прав, говоря: “Легче обвинить один из полов, чем оправдать другой”. Хулить и одобрять, подвергать порицанию или раздавать похвальные листы — тщетно. Ведь на самом деле очень трудно разорвать этот порочный круг, каждый пол одновременно — и жертва другого пола, и собственная; между двумя противниками, соревнующимися в своей устремлённости к чистой, абсолютной свободе, легко можно было бы установить согласие: нужно только, чтобы война не приносила пользы ни одной из сторон; однако в том-то и сложность, что каждый из воюющих лагерей не только враг, но и сообщник, пособник своего противника; женщина готова сдаться, мужчина готов уступить; подобная позиция внушает сомнения и не оправдывает себя: каждый зол на другого, каждый обвиняет другого в несчастьях, случившихся по причине уступок, из-за искушения пойти навстречу, проявить обходительность, способность к пониманию; мужчина и женщина более всего ненавидят друг в друге свой собственный провал, поражение своих недобрых намерений, неудавшуюся низость.

Оказывается, Жизнь – не только имманентность и повторяемость, это ещё и ослепительный источник света; в цветущих лугах она проявляется как Красота.

Закабалённая мужем, детьми, семьёй, домашним очагом, она [женщина] испытывает пьянящее чувство свободы, очутившись одна, сама с собой на склоне холма, окружённая природой; здесь она не супруга, не мать, не домохозяйка; она – человек; она созерцает мир и покой и понимает, что она – существо, наделённое сознанием и безграничной свободой. Перед тайной воды, перед устремлённым к небу вершинами мужское превосходство тускнеет; когда она пересекает поросшие вереском поляны, погружает реки в речную воду, она живёт для себя, а не для кого-то. Женщина, сумевшая сохранить независимость вопреки закабалённости, и в самой Природе будет пылко любить собственную свободу.

Женщина – как секретный агент, которого уничтожают, если он провалился, и осыпают наградами в случае успеха; она выносит на своих плечах все следствия мужской безнравственности, аморальности: не только проститутка, любая женщина служит отхожим местом в этом сияющем начищенном дворце, где живут честные люди – мужчины. И когда женщине говорят о достоинстве, чести, порядочности и других высоких мужских добродетелях, нужно ли удивляться, что она отказывается это “проглотить”.

Откуда взяться у женщины таким качествам, как отвага, рвение, бескорыстие, величие? Ведь эти качества рождаются свободой выбора, широко открытым будущим, поверх любой заданности. А женщину заключают в стенах кухни или будуара и удивляются, что у неё, видите ли, узкое мышление, ограниченное мировоззрение; ей подрезают крылья и при этом сожалеют, что она не летает. Пусть перед ней откроется будущее, и ей не нужно будет цепляться за настоящее.

Иголкой, спицей или крючком женщина печально ткёт небытие своих дней.

Брак должен быть соединением двух независимых людей, а не тихим пристанищем, насильственным захватом, бегством от действительности или чудодейственным бальзамом.

Усилия, которые прикладывают юноша, готовя себя к жизни взрослого мужчины, вызывают уважение, и молодому человеку предоставляется большая свобода. Девочку же не выпускают из дома и контролируют её отлучки, её никогда не побуждают самостоятельно организовывать свой досуг, свои развлечения. Нечасто увидишь, чтобы женщины без мужчин отправлялись в длительную прогулку, в поход пешком или на велосипеде, чтобы они играли в бильярд или в шары и так далее. Им трудно проявлять независимость не только из-за того, что воспитание лишает их инициативы, но также из-за царящих в обществе нравов. Если они гуляют по улице, на них смотрят, к ним пристают. Я знаю девушек, которых никак нельзя назвать робкими, но, несмотря на это, им совсем не нравится в одиночестве гулять по Парижу. Дело в том, что их постоянно задевают, им всё время нужно быть начеку и они не получают никакого удовольствия от прогулки. Когда на улицу шумной толпой выходят девушки-студентки, как это часто делают юноши-студенты, они привлекают всеобщее внимание. Если они быстро идут, поют, громко говорят или смеются, что-нибудь едят, то их поведение расценивается вызывающее, их оскорбляют, преследуют, с ними заговаривают. Беспечность воспринимается как развязность. Самоконтроль, на который обречена женщина, становится для “воспитанных девушек” второй натурой и лишает их непосредственности, подавляет девичью пылкость.