Тебе понравится. Попросил, чтобы его как можно меньше во все это посвящали. Так что дозируйте информацию. Лозунг — меньше знаешь, крепче спишь.
Чарли, мир вокруг не совсем такой, как вы привыкли считать. В принципе это ничего не меняет. Просто теперь вы знаете. Жизнь пойдет своим чередом. Можете сделать вид, что вам все не померещилось.
— Может быть, — ответила она. — Джейк, я не говорю, что будет легко. Но как я могу не верить в волшебство, когда столько всего пережила?
— В волшебство?!
— А ты тем более. — Белла улыбнулась, высвободила одну руку и прижала её к моей щеке. Ладонь была теплее, чем сначала, но все равно холодная по сравнению с моей кожей — впрочем, как и любой другой предмет. — В твоей жизни непременно случится волшебство, и всё станет прекрасно.
— Не неси чепуху.
Джейкоб, знаешь, у выражения «я же говорил» есть родной брат: «заткни рот».
Броня. Две тонны брони. И защита от прямого ракетного попадания? Прелестно. Куда пропали обычные пуленепробиваемые стекла?
Белла о подаренной Эдвардом машине
— Смотрю, кризис двух лет в полном разгаре.
— Вообще-то трёх, — поправил Квил. — Это надо было видеть: меня нарядили принцессой и заставили надеть корону, а Эмили предложила испытать на мне новый набор детской косметики.
— Обалдеть! Да, я многое пропустил.
— У Эмили есть фотографии. На них я прямо красотка.
— Лопух ты, а не красотка.
Я тихо взял с пола собачью миску и мощным броском запустил её в голову Розали — с такой силой, что она оглушительно расплющилась, прежде чем рикошетом отлететь в круглую опору колонны, поддерживающей винтовую лестницу.
— Тупая блондинка, — пробормотал я.
Розали медленно обернулась. Её глаза горели огнём.
— Ты. Испачкал. Мне. Волосы.
— Не будь кретином, Джейкоб, — прошептала Белла.
Я не смог на неё разозлиться: уж больно слабой она выглядела. Вместо этого я улыбнулся.
— Против себя не попрёшь.
Никому не желала бы пережить то, что пережили мы в эти несколько недель, однако благодаря им я по-настоящему оценила своё счастье.
Вольтури сдались. Они ведь на самом деле трусы, хотя и прикидываются крутыми. Как и все тираны.
Мне довелось почувствовать прочность уз в этой семье – именно семье, не клане. Эти золотоглазые отвергают собственную природу. Однако взамен они обрели нечто большее, чем удовлетворение желания. Я наблюдал за ними, пока сидел тут, — и прихожу к выводу, что такая привязанность и дружеская поддержка невозможна без миролюбия. Оно и лежит в основе их жертвы. В них нет агрессии, от которой на наших глазах гибли огромные южные кланы, раздираемые междоусобицей. Нет жажды власти.
— Элис... — произнесли мы хором. Только у Эдварда получилось объяснение, а у меня — ругательство.