Стивен Фрай — цитаты из книг автора

В этой жизни необходимо испробовать все, кроме кровосмешения и сельских танцев.

Кто-то сказал, что при капитализме происходит эксплуатация человека человеком, а при коммунизме — совсем наоборот.

... ложные воспоминания бывают порою намного точнее запротоколированных фактов.

Любви люди стесняются больше, чем секса.

Глупость скрывать куда проще, чем мозги.

Делай не то, что тебе больше всего хочется сделать, делай то, что меньше всего понравится твоему врагу.

Историку дарована приятная роскошь — он сидит, ничем не рискуя, за письменным столом и указывает, где обмишурился Наполеон, как можно было избежать вот этой революции, свалить вон того диктатора или выиграть то сражение.

В истории человечества не было времени, когда инфантилизм одобрялся бы и ободрялся сильнее, чем сейчас.

Одна из самых непривлекательных черт человека, которой к тому же так легко обзавестись, — это негодование по поводу внезапно возникающей популярности того, что прежде доставляло удовольствие только ему и еще кой-кому из избранных.

Вино может быть наставником более мудрым, чем чернила, а упражнения в остроумии зачастую лучше учебников.

— Но вы же не станете жульничать, сэр?
— Жульничать? Боже милосердный! У нас любительский крикетный матч двух команд приготовительных школ, а я англичанин и школьный учитель, которому следует подавать пример своим юным подопечным. Мы играем в самую артистичную и прекрасную из когда-либо придуманных игр. Разумеется, я буду жульничать, да еще хрен знает как.

Сигарета совершенна, поскольку она, подобно высокоразвитому вирусу, пристраивается к мозгу курильщика с одной-единственной целью – побудить его выкурить еще одну. Вознаграждением ему служит, конечно, и удовольствие, но удовольствие слишком краткое, чтобы его можно было назвать удовлетворением. Стало быть, на моей стороне были Холмс и Уайльд. А с ними Вудхауз и Черчилль, Богарт и Бетт Дэвис, Ноэл Кауард и Том Стоппард, Саймон Грей и Гарольд Пинтер. А кто всем нам противостоял? Буржуа с презрительно наморщенными носами, постные радетели здоровья, Гитлер, Геббельс и Бернард Шоу, брюзги, святоши и назойливые резонеры.

Какая-то часть меня искренне верит, что честность есть, как любят повторять школьные учителя, «лучшая политика» – причем во всех случаях. Она спасает меня от «разоблачения»...

Литературные роды бывают такими же грязными и кровавыми, как те, что требуют участия акушерки.

Первое правило бунтаря таково: стать бунтарём ты не сможешь. Тут нужны поступки, а не склад личности, процесс, а не название. Ты бунтарь. Когда я был школьником — страдающим, сбитым с толку, обуянным манией, ущербным и грозящим ущербом всему на свете, — бунтарство вовсе не представлялось мне одной из возможностей выбора.

Каждый, с кем мы знакомимся, — и это продолжается до конца жизни — сильнее нас, лучше знает систему, видит нас насквозь и находит увиденное решительно никуда не годным. Каждый, кого ты встречаешь, несёт, так сказать, за спиной здоровенную дубину, а у тебя только и есть что ватная палочка. Думаю, я уже писал об этом когда-то или, может, спёр у кого-нибудь, — в любом случае моё наблюдение вряд ли можно назвать свежим, и я удивлюсь, если вы с ним не согласитесь. Весь остальной мир был на Том Уроке, который мы пропустили по причине зубной боли или приступа поноса, том, где они — все прочие ученики — узнали, как этот самый мир устроен, и с тех пор чувствуют себя в нём легко и уверенно. А вот мы, все мы, урок пропустили и с тех пор чувствуем себя беззащитными.