Стивен Кинг. Как писать книги. Мемуары о ремесле

Может, я несколько хамски ставлю вопрос, но мне действительно, поверьте, интересно. Если Бог дал тебе что-то, что ты умеешь делать, какого же чёрта ты этого не делаешь?

... но что вообще в школе хорошего? Когда нас туда швыряют как заложников в турецкую баню, школа кажется нам самым важным делом на свете. Только после третьего или четвертого класса мы начинаем понимать, какой это вообще идиотизм с начала и до конца.

... как часто нам сообщают сведения, без которых мы бы отлично обошлись.

Тогда я думал: «Нет, не так должна быть устроена наша жизнь.» И тут же приходила другая мысль: «Точно так же думает полмира».

Чтение в кровати – это рай, если на книгу падает достаточно света и если не проливать на страницы кофе или коньяк.

В конце концов раковина творит жемчужины из соринки под мантией, а не на семинарах по созданию жемчуга с участием других раковин.

Писательство – работа одинокая. И если есть кто-то, кто в тебя верит, – это уже очень много. Тому, кто верит, не надо произносить речей. Он верит – этого достаточно.

Письмо — отфильтрованное мышление.

Есть плохие писатели, которые пишут вирши про «разгневанные груди лесбиянки», но есть и грамотные. Это люди, которые понимают, что как бы лесбиянка не злилась, а груди всё равно останутся грудями.

Боже, сделай меня целомудренным... но не сейчас.

Как-то портовая шлюха сказала робкому моряку: не важно, какой размер дал тебе Бог, важно, как ты им действуешь.

Каждая взятая вами в руки книга даёт свой урок или уроки, и очень часто плохая книга может научить большему, чем хорошая.

Я стал торговаться, потому что так всегда поступают наркоманы. Я был обаятелен, потому что они обаятельны. В конце концов мне были даны две недели на размышление. Вспоминая это теперь, я понимаю все безумие этого решения. Стоит человек на крыше горящего здания. Подлетает вертолет, зависает над ним, бросает лестницу. «Лезь!» — кричит человек, свесившись из дверцы. Хмырь на крыше горящего дома отвечает: «Дайте мне две недели подумать».

Теперь я знаю, что значит быть пьяным: смутное чувство ревущей благожелательности, более ясное чувство выхода собственного сознания из тела, когда оно парит, как телекамера в руках оператора, а потом — болезнь, рвота, головная боль.

А я верю, что Богу нет дела до организованных религий.

Книги Норриса вызывали сильное возмущение общества, на которое Норрис холодно и спокойно отвечал: «А черта ли мне в их мнении? Я к ним не подмазываюсь. Я говорю правду».