Лучший вид снотворного. Книговалиум. И больше никаких приступов раздражения.
Может быть, люди не настолько меняются, как мы думаем. Может быть… может быть, они просто становятся жёсткими.
Проблема состояла в том, что он слишком предавался игре воображения.
Только настоящий мужчина готов отвечать за то, что он сделал.
Он был социопатом и, возможно, к жаркому июлю 1958 года стал полноценным психопатом. Он не мог вспомнить время, когда считал других людей — чего там, любых живых существ — «настоящими». Он твердо верил, что существует только он сам, возможно, один-единственный во всей вселенной, и это, безусловно, доказывало его «реальность».
... Он помолчал, потом добавил: — Баддингер покончил с собой, знаешь ли.
Разумеется я знал... но только потому, что люди говорили, а я научился слушать. В заметке «Ньюс» речь шла о несчастном случае, неудачном падении, и действительно, Баддингер упал. Правда, в «Ньюс» забыли упомянуть, что упал он с табуретки в чулане, предварительно затянув петлю на шее.
От одного взгляда на звездное небо по коже побежали мурашки: слишком оно большое, слишком черное.
Хороший собеседник вообще в дефиците, а уж в такой-то дыре, где никто двух слов связать не мог, они встречались реже, чем зубы у курицы.
Его страх уже улетучился. Так ускользает кошмар от человека, только что проснувшегося в холодном поту и тяжело дышащего; он ощущает свое тело и осматривается, чтобы удостовериться, что ничего страшного не происходит, и вскоре полностью абстрагируется от сна. Кошмар понемногу оставляет его в тот момент, когда ноги его коснутся пола, рассеивается, когда он примет душ и разотрется полотенцем, а к концу завтрака и вовсе улетучивается... до следующего раза, когда, снова охваченный кошмаром, он вспоминает все.
Возникла пауза, но отнюдь не неловкая. За эту паузу все трое стали друзьями.