Сьюзен Хинтон. Изгои

… мне хотелось улечься тут посреди росы и рассвета и проспать целую вечность.

Больно было по-прежнему. Когда долго человека знаешь, в смысле прямо по-настоящему знаешь, как-то трудно свыкнуться с мыслью, что он вдруг взял и в одну ночь помер.

Сотри все из памяти. Не вспоминай.

Ты вот знаешь, каково это — иметь больше, чем хочется? Когда тебе больше и хотеть нечего, и тогда ты думаешь, как бы сделать так, чтоб захотеть чего-то еще? Мы как будто все время ищем, чему бы порадоваться, и не находим. Может, если перестанем строить из себя таких опытных, то найдем.

Борьба за выживание так его ожесточила, что места для любви не осталось.

Сегодня вечером умерли два моих друга: один — героем, второй — преступником.

Настал безмолвный миг, когда все кругом будто затаило дыхание, и тут взошло солнце.

Я так легко вру, что иногда самому не по себе делается, — Газ говорит, что это все потому, что я много читаю.

Он как будто верил, что если сказать, что все нормально, все и станет нормально, как бы оно ни было.

Когда ты ребенок, все новое, все — рассвет. И только когда ко всему привыкаешь, начинается день.

За друзей надо горой стоять, что бы они ни сделали. Мы банда, а в банде все друг за друга. Если за своих не стоять, вместе не держаться, не быть братьями, то это, считай, и не банда.
Это уже свора. Рычащая, подозрительная, вечно грызущаяся свора, вроде вобов в их высшем обществе или нью-йоркских уличных банд, или волков в лесу.