Терри Пратчетт. Цвет волшебства

— Мы забрели в зону с сильным магическим индексом, — объяснил он, — Когда-то давно здесь образовалось мощное магическое поле.
— Вот именно, — ответил проходящий мимо куст.

— Ты что, не боишься высоты?
— Нет, с какой стати? Все равно с какой высоты падать — с сорока футов или с четырех тысяч фатомов. Все равно будешь мертвым.

— Надеюсь, ты не станешь помышлять о том, как бы ускользнуть от своих обязанностей и сбежать из города?
— Такая мысль мне и в голову не приходила.
— Неужели? На твоем месте я подал бы на свое лицо в суд. За клевету.

Демоны не дышат; тем не менее в жизни каждого разумного существа, дышит оно или нет, наступает момент, когда оно нервно кашляет.

Некоторые пираты обрели бессмертие, проявив неимоверную жестокость или безрассудство. Другие — накопив огромные богатства. Но капитан давно решил, что лично он предпочел бы обрести бессмертие, так никогда и не умерев.

– Мы можем что-нибудь изменить?
– Нет!
– Тогда не вижу смысла паниковать.

Я видел интересную жизнь, и я видел скуку. Скука была лучше.

Дорога была живописна, но к передвижению совершенно непригодна.

Здорово рассуждать о чистой логике, о Вселенной, которая управляется разумными законами и гармонии чисел, но простой и непреложный факт заключается в том, что Диск перемещается в пространстве на спине гигантской черепахи, и что у местных богов есть дурная привычка ходить по домам атеистов и бить стекла.

Вид у нее был как у человека, которого несправедливо обошли, который внушает страх и ужас, но остается единственным другом для бедных и лучшим лекарем для смертельно больных.

... Ринсвинд попробовал закрыть глаза, но у воображения не было век, а потому оно пялилось почем зря.

Ринсвинд открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал, что слова застряли в горле и явно не торопятся выходить в мир, который быстро сходит с ума.

Это самое дурацкое в магии. Ты двадцать лет тратишь на то, чтобы выучить заклинание и вызвать себе в спальню обнаженных девственниц, но к этому времени ты насквозь пропитываешься ртутными парами, а глаза перестают видеть, испорченные чтением старых гримуаров. Ты даже вспомнить не сможешь, зачем тебе эти девственницы понадобились.