Уильям Фолкнер. Шум и ярость

Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире. И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.

Не тогда безнадёжность, когда поймёшь, что помочь не может никто — ни религия, ни гордость, ничто, — а вот когда ты осознаёшь, что и не хочешь ниоткуда помощи.

– Продолжайте хотеть, – говорю. – Хотение – вещь безобидная.

По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.

Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет.

Часы — убийцы времени. Отщёлкиваемое колёсиками время мертво и оживает, лишь когда часы остановились.

Так уж устроены женщины. Им не свойственно, как нам, вникать в характеры людей. От рождения в мозгу у них посев готовых подозрений, плодоносящих то и дело. И они обычно не ошибаются, ибо на прегрешение и зло у них чутье, способность восполнять недостающие злу звенья. Готовя мозг для урожаев зла, инстинктивно, как спящий в одеяло, они кутаются в это действительное или придуманное ими, пока оно не сослужит свою службу.

К человеку лучше подойти с его меркой. Подойти и отойти.

Нелегко осознать, что любовь ли, горесть — лишь бумажки, боны, наобум приобретенные, и срок им истечет — хочешь не хочешь, — и их аннулируют без всякого предупреждения, заменят тебя другим каким-нибудь наличным выпуском божьего займа.

... человек – это совокупность его бед.

Копеечные развлечения врачуют успешней Христа.

Человек — сумма того и сего. Задачка на смешанные дроби с грязью, длинно и нудно сводимая к жизненному нулю — тупику страсти и праха.

Прошлое фактически не существует как некое «было», оно перешло в «есть».

Все сразу заговорили — горячо, наперебой, запальчиво, нереальное обращая в возможное, затем в вероятное, затем в неоспоримый факт, как это у людей всегда выходит, когда они желания облекают в слова.