О господи, когда б могли прочесть
Мы Книгу судеб, увидать, как время
В своем круговращенье сносит горы,
Как, твердостью наскучив, материк
В пучине растворится, иль увидеть,
Как пояс берегов широким станет
Для чресл Нептуновых; как всё течёт
И как судьба различные напитки
Вливает в чащу перемен! Ах, если б
Счастливый юноша увидеть мог
Всю жизнь свою — какие ждут его
Опасности, какие будут скорби, -
Закрыл бы книгу он и тут же умер.
Перевод Е. Бируковой.
Я кроток был и слишком терпелив
И мог вам нерешительным казаться.
Вы бросили стесняться и теперь
Мое терпенье топчете ногами.
Но берегитесь я переменюсь.
Я мягок был, как пух, как масло гладок,
И все спускал. Вот я и потерял
Свои права на ваше уваженье,
Которое привыкли воздавать
Лишь грубой силе люди грубой силы.
У нас, брат, компаньонами такие люди, что ты бы ахнул! Они скуки ради балуются нашим ремеслом, и ты сам понимаешь, если бы что вышло наружу, это сейчас же замнут, чтобы их не замарать. У нас в деле верхи общества, бургомистры, разбойники почище нас с тобой, и орудуем мы как за каменной стеной, в безнаказанности.
Когда мне честь действительно велит
Оставить без вниманья осторожность,
Я тоже забываю всякий страх.
Все надо делать осмотрясь. А нам
Еще необходимей осторожность.
Мы королевство сносим, а не дом,
И выстроить задумали другое.
Пред общей ломкой пересмотрим цель,
Договоримся вновь об основаньях,
Проверим силы, спросим знатоков.
Мы подавали королю прошенья
С перечисленьем наших недовольств,
Но нам не отвечали на запросы.
Разбором жалоб занимались те,
Кого мы в этих списках обвиняли.
И если часто повторять удары, хоть мал топор, но дуб могучий срубит.
Бывают схватки боли у земли,
Когда ей пучит изнутри утробу,
Тогда бедняжку корчит и трясет
И валятся дома и колокольни.
Напрасно думать, будто резкий тон
Есть признак прямодушия и силы.
В основе тут отсутствие манер.
Напротив, самомненье и бахвальство
Не могут делать чести никому.