Уильям Шекспир. Много шума из ничего

Счастлив тот, кто, услышав о своих недостатках, может исправиться.

Если бы острое слово оставляло следы, мы бы все ходили перепачканные.

Я не умею скрывать свои чувства: когда у меня есть причина для печали, я должен быть печальным и ни на чьи шутки не улыбаться; когда я голоден, я должен есть и никого не дожидаться; когда меня ко сну клонит, должен спать, не заботясь ни о чьих делах; когда мне весело, смеяться — и никогда не подделываться под чье бы то ни было настроение.

Не ценим мы того, что мы имеем,
Но стоит только это потерять -
Цены ему не знаем и находим
В нём качества, которых не видали
Мы прежде.

Благодарю бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.

Какая забавная штука — человек, когда он надевает камзол и штаны, а рассудок забывает дома.

Слова — ветер, а бранные слова — сквозняк, который вреден.

Победа — двойная, когда победители возвращаются без потерь.

К чему вздыхать, красотки, вам?
Мужчины — род неверный:
Он телом — здесь, душою — там,
Все ветрены безмерно.
К чему ж вздыхать?
Их надо гнать,
Жить в радости сердечной
И вздохи скорби превращать -
Гей-го! — в припев беспечный.
Не пойте ж нам, не пойте вы
Напевов злой кручины:
Спокон веков уж таковы
Коварные мужчины.
К чему ж вздыхать?

Вернейшая порука мастерства -
Не признавать своё же совершенство.

Советовать умеет каждый в горе,
Которого еще не испытал.

Во всех делах бывает дружба верной,
За исключением любовных дел.
Любя, надейся лишь на свой язык
И доверяй любовь своим лишь взглядам.
Посредникам не верь: растает верность
В крови от чар колдуньи-красоты.

Его верность — все равно что фасон его шляп: меняется с каждой новой болванкой.

Я очень благодарен женщине — за то, что она меня родила, и за то, что меня выкормила, тоже нижайше благодарю; но чтобы у меня на лбу играла роговая музыка или чтобы привесить мне рожок на невидимый ремешок, — нет, тут уж пусть женщины меня извинят. Я не желаю оскорбить своим недоверием какую-нибудь одну из них и потому не верю ни одной.

Но мужество растаяло в любезностях, доблесть — в комплиментах, и мужчины превратились в сплошное пустословие и краснобайство. Теперь Геркулес тот, кто лучше лжет и клянется.

Сердечный избыток сердечности! Что может быть правдивее лица, омытого подобными слезами?