Валентин Пикуль. Три возраста Окини-сан

Горожане хоронили инженера-самоубийцу. Провожавшие покойника объясняли:
– Здесь это бывает частенько! Не все выдерживают. Что вы хотите? Иногда ведь газеты четыре месяца не приходят...

— Что тебе, мамочка, привезти из Японии? – спросил он.
— Привези целую голову, две руки и две ноги, а больше мне от тебя никаких подарков и не нужно, дорогой мой...

— Ты, Вовочка, не внимай Атрыганьеву с особым решпектом. Атрыганьев, мало того что барин — он еще и циник.
— Отчасти — да, я согласен, Леня. Но минер похож на рыцаря старинного и могучего ордена, вроде Мальтийского.
— Каста! — ответил Эйлер (проницательный). — Атрыганьев не понимает, как близка гибель его и ему подобных.
— Так ли это, Леня, а?
— Ты просто не слышал минера достаточно пьяным. А в пьяном состоянии он произносит страшные тосты.

Многое в этом доме казалось ему излишне стесняющим свободу. Особенно — родители жены!

Вся беда в том, что наш флот, единственный в мире, отвергает принцип добровольного найма. Новобранцу смотрят в зубы и в задний проход, но лучше бы заглянуть ему в душу: есть ли там тяга к морю?

Кажется, настал исторический момент, когда пословицу «хлеб-соль ешь, а правду режь» приходится заменять другою: «ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами»

Вам раньше казалось, что тяжело, а тяжело-то сейчас и начнётся. Свои всегда больней лупят. Райская жизнь кончилась.

Коковцев спросил, почему он (Атрыганьев) оказался на самом дне жизни.
Атрыганьев ответил, что на дно жизни он не опускался:
– Просто у меня не стало приличной одежды.

Ныне былые страсти улеглись, а кривизна мнений выпрямилась.

К метеорологии я отношусь примерно с таким же решпектом, как к хиромантии или к чёрной магии.