Виктор Гюго. Девяносто третий год

Те, кто мало жил, не успели еще сделать зла, они — сама справедливость, сама истина, сама чистота, и великий сонм англов живет в душе младенцев.

Кому не доводилось хоть раз в жизни, в чрезвычайных обстоятельствах, отчитываться перед собой и спрашивать у себя, каким путем идти — будь то вперед или назад.

Нет на земле возвышенней песни, чем неясное лепетание человеческой души, вещающей устами младенца.

Птица — поет, ребенок — лепечет. И то и другое — гимн. Невнятный, нечленораздельный, проникновенный. Но только птице не сужден тот печальный человеческий удел, что ждет ребенка.

Вся история средних веков повествует о войнах между родичами.

В такие времена, как наши, милосердие может стать одной из форм измены.

В каждой матери есть нечто, что ниже рассудка и в то же время выше его. Мать наделена особым чутьем. В ней живет могучая и неосознанная воля к созиданию, и эта воля ведет ее.

Можно ли заставить одержимую горем мать прислушаться к голосу рассудка? Материнство чем-то безысходно, с ним нельзя спорить.

Когда господа в опасности, они вас отлично знают; когда опасность миновала, они с вами и не знакомы.

Стоит только начать грезить, и уже трудно остановиться на полпути.

Он напоминал кацика, весь с ног до головы в татуировке, где переплетались кресты и королевские лилии: на лице его с отвратительными, почти неестественно безобразными чертами запечатлелась душа, мало чем похожая на человеческую душу.

Убеленные сединой вояки куда хладнокровнее юных героев, ибо для них уже давно угасла утренняя заря, и куда смелее, ибо смерть их уже близка.

Сухая земля — сама по себе прекрасная дорога.

«Стой!» — кричал океан земле, а варварство — цивилизации.

Широкие горизонты внушают душе человека общие идеи; горизонты ограниченные порождают лишь идеи частные. Общие идеи ненавистны идеям частным; отсюда — борьба против прогресса.