Семь бед, один reset.
Саша прошел было мимо, а потом, по приобретенной в игре привычке, вернулся и посмотрел, не стоит ли сразу за ней, как это обычно бывало в лабиринте, кувшин с восстанавливающим жизненную силу напитком. Кувшина не было, зато стояли сразу три бутылки семьдесят второго портвейна.
– А ты вчера Люсю напугал даже. Она сегодня мне говорит: «Знаете, Борис Григорич, как хотите, а мне с ним в лифте одной страшно ездить».
– Я с ней в лифте ни разу не ездил, – сказал Саша.
– Так поэтому и боится. А ты съезди, ***у ее схвати, посмейся. Ты Дейла Карнеги читал?
– А чем я ее напугал? – спросил Саша, соображая, кто такая Люся.
Саша ненавидел Бориса Григорьевича той длительной и спокойной ненавистью, которая знакома только живущим у жестокого хозяина сиамским котам и читавшим Оруэлла советским инженерам. Саша всего Оруэлла прочел в институте, еще когда было нельзя, и с тех пор каждый день находил уйму поводов, чтобы с кривой улыбкой покачать головой.
— Или вот, — сказал Борис Григорьевич, — в Америке около тысячи женщин беременны от инопланетян. У нас тоже таких полно, но их КГБ где-то прячет.