Виктор Пелевин. Шлем ужаса: Креатифф о Тесее и Минотавре

Построю лабиринт, в котором смогу затеряться с тем, кто захочет меня найти, – кто это сказал и о чем?

Лабиринт – это символ мозга. Минотавр – животная часть ума, а Тессей – человеческая. Животная часть сильнее, но человеческая побеждает в конечном счете. В этом и заключается смысл истории эволюции.

Победить Минотавра (в себе-пр.) можно только одним способом – перестать считать себя жертвой. Тогда он просто исчезнет. У каждого свой Минотавр. Но не он, а мы его обычно ищем.

Жизнь — это как падение с крыши. Можешь остановиться? Нет. Можешь вернуться назад? Нет. Можешь полететь в сторону? Только в рекламе трусов для прыжка с крыши. Свобода воли заключается только в том, что ты можешь выбрать — пернуть в полете или дотерпеть до земли. Вот по этому поводу все философы и спорят.

Лабиринт возникает тогда, когда надо принять решение при наличии ситуации выбора.

— Ты правда лысый?
— Не лысый, а стриженный наголо. Это большая разница. Лысеют от безысходности, а наголо стригутся из-за самоуважения. Хотя издалека кажется, что это одинаково.

[Monstradamus] Может быть, в этом все дело. Не думать, где выход, а понять, что жизнь – это распутье, на котором ты стоишь прямо сейчас. Тогда и лабиринт исчезнет – ведь целиком он существует только у нас в уме, а в реальности есть только простой выбор – куда дальше.

Ariadna
   По-моему, это любовь.
Monstradamus
   У них имена обязывают. Представь себе, что тебя зовут Ромео. Что тебе остается делать?
Organizm (–:
   Брать пачку презервативов и идти искать свою Джульетту.
Nutscracker
   Или брать помповое ружье и идти искать своего Шекспира.

Я звонил и звонил. Линия была занята, и я в конце концов догадался, что она не освободится никогда. Но каждый раз, когда я набирал номер, я несколько секунд верил, что вот-вот услышу твой голос. Лозольда. Legalita. И эта надежда, это слепое замирание души, словно на лыжном разгоне перед прыжком с трамплина в туман, все то, что я успевал перечувствовать, пока циферблат возвращался на место, с тихим стрекотом накручивая последнюю цифру твоего фальшивого номера, опрокинутую бесконечность, — ведь это и было счастье. Восьмерка, два нежных устьица друг под другом, и невнятная линия кустов в пыльном окне…

[Nutscracker] Представь себе, что ты смотришь боевик и сам решаешь, кто кого застрелит. Если ты выберешь, чтобы главного героя убили в первой перестрелке, куда денется весь сюжет? Будь у тебя действительно свободный выбор, это могло бы привести к самым печальным результатам. А искусство должно радовать, а не печалить.

[Monstradamus] Это точно. А если даже оно нас печалит, эта печаль должна нас радовать.

[Nutscracker] Во-во. Поэтому на самом деле никакой интерактивности не бывает – она кажущаяся. Или, скажем так, она допускается в той узкой зоне, где любой выбор не изменит сути дела. Главная проблема как раз в том, чтобы избавиться от свободы выбора, жестко подвести к нужному решению, сохранив уверенность, что выбор свободный. По-научному это называется принудительным ориентированием.

[UGLI 666] Я раньше не понимала, почему обжорство грех. А потом мне духовный друг объяснил. Обжорство не так ужасно само по себе. Но это индикатор, показывающий подлую душу. То же касается и разврата. Не в том дело, что душа становится подлой, совершая эти поступки. Дело в том, что подлая душа себя через них проявляет.

Тот, кто запутался в радостях этого мира и отягощен его грехами, может вновь обрести доктрину жизни лишь с усилиями.

Будущее вырабатывается из прошлого, поэтому, чем дальше мы уходим в будущее, тем больше требуется прошлого для его производства.

[Nutscracker] А, вернулась. Я подозреваю, что твой спаситель по совместительству еще и создатель?

[UGLI 666] Правильно.

[Nutscracker] Знаешь, кого он мне напоминает? Злобного колдунишку, которому захотелось помучить котенка. Он забирается в подвал потемнее, лепит котенка из глины, оживляет, а потом – трах! – головой об угол. И так каждый выходной, штук по сто. А чтобы из подвала не доносилось мяуканье, колдунишка научил котят стоически мыслить – прах семь и возвращаюсь в прах. И заставил себе молиться те несколько секунд, на которые они возникают.

Господа, анекдот. Представляете, просыпается Слив с бодуна. Про вчерашнее ничего не помнит. Рядом лужа крови. Вокруг лабиринт. А Минотавра нигде нет. Слив поднимает глаза к потолку и в ужасе шепчет: «Убил... Убил и съел...»