Виктория Килеева. Хулиганка и бунтарь

— Ты позвОнишь?
Катя заныла, как от зубной боли.
— Сижу в пальте, играю на пианине, пью чёрное кофе, за всё уплочено — ведь это твоё день рождение!
— Ладно-ладно, я понял, что ты филолог… — застонал Андрей.
— ПозвонИшь! Сколько раз тебе повторять — позвонИшь! Иначе я тебе вообще звонить не буду.

— Ты из-за злоупотребления косметикой быстрее состаришься.
— Лучше быть красивой сейчас, а не в старости.
— Лучше быть умной, чем красивой, а ум ты себе не нарисуешь.

— Андрюш, ты ещё жениться не собираешься? — ласково спросила тётя.
— Да как-то не на ком.
— Зачем ему жениться? — посуровел дядя. — Пусть гуляет.
— Да я как бы не гуляю.
Дядя посмотрел на него с недоверчивым изумлением — племяннику он больше не завидовал.
— Тебе двадцать один год. Тогда что ты делаешь?
Андрей стушевался.
— Ну я… работаю.
Дядя разочарованно покачал головой.

— Только представь, за каждым словом — даже в одну букву — стоит целая история: происхождение, родственные связи, эволюция значения… Возьмём слово «быдло». Изначально так называли крупный рогатый скот, потом — чернорабочих, а сейчас под этим словом подразумеваются… люди полукультуры. Наглядный пример семантической эволюции.

— «Аз тебе жалею». Ты чё, со мной из жалости?
— Это «я тебя люблю» по-старославянски. Глагол «любити» означал тогда плотскую любовь, а «жалити» — настоящую.
— «Эго се филео», — напряжённо прочитал Денис.
— А это то же самое, только по-древнегречески.
— А нормально написать нельзя было?
— Ну я же всё-таки филолог, — смутилась Люся. — Из филфака вообще нормальными не выходят.

— Не каркай!
— Я не каркаю — я прогнозирую события, исходя из актуальных условий.

Если ты не посмеёшься над жизнью, жизнь посмеётся над тобой.

Даже страшно, что там за кормой. Школа, институт — это что-то временно-стабильное, как корабль. А жизнь — это море, неизвестное, бесконечное. Как там будет и что? Люди — полипы: им обязательно нужно за что-то цепляться.

— Как называется языковой закон, состоящий из двух фамилий — одного немца и одного француза?
— М-м… Закон Садо-Мазо?
— Дура. Ципфа-Гиро!

— Привет. Могу я поговорить с самой обаятельной девушкой на свете?
Люся с жалостью взглянула на себя в зеркало.
— Э-э… Вы не туда попали. — И отключилась.

— Что, из-за пристебая своего ревела? — догадалась Катя. — Есть вещи, которые не меняются. Что мозгоклюй опять натворил?
— Другая.
— Не говори эллипсами. Развёрнуто.
— У него другая!
— Вас что, теперь две таких дуры?

— Современный мужчина растерян — ему бы про восьмое марта не забыть, а тут ещё какое-то искусственно навязанное четырнадцатое февраля. День всех влюблённых — ужасно несправедливый праздник: он лишний раз напоминает тем, у кого проблемы в отношениях, что у них всё плохо, а тем, кто одинок, навязывает ошибочное мнение, будто с ними что-то не так. Те, у кого есть любимый человек, счастливы и без всякого праздника. Не надо тыкать нас носом в нашу личную жизнь — мы и сами про неё знаем, отвалите!

— Сегодня четырнадцатое февраля, — оправдательно пробормотала она.
— И чё? — не догадался Денис.
— День всех влюблённых, — униженно добавила Люся.
— О Господи, — вздохнул парень. — Очередной буржуйский праздник, придуманный, чтобы срубить бабла.

Сначала он называет женщин тёлками, а потом удивляется, почему он не нравится женщинам.

— ЧТО ЭТО БЫЛО?
— Пропаганда чистоты русского языка.
— ЗАЧЕМ?
— Потому что я филолог, и мне больно.

— Асют, это ужасно.
— Что именно?
— Мне двадцать лет. Почти двадцать один. И я… девственник.
— Андрей, ты свят, ты увидишь Господа…
— Но я хочу увидеть Настю. Голой. Или вообще какую-нибудь голую живую женщину…
— Живую — в смысле, не на картинке?
— В смысле, не труп. На таких я уже насмотрелся.