Виктория Килеева — цитаты из книг автора

— И что теперь, гордячка? Хочешь продать свою душу и непрестанно бояться, как я? Тебе придётся скрываться всю жизнь! Ты не сумеешь, ты себя выдашь…
— Деревенские и так знали, что ты ведьма.
Бабушка вскочила на ноги, словно под ней загорелась табуретка.
— Чепуха!
— На тебя не доносили только потому, что ты платила, — отрезала Лара.
— Не заговаривай мне зубы…
— Твои усилия были напрасными, бабушка!
— Самоуверенная дурища! — взорвалась та. — Нельзя терять бдительность, нельзя рисковать! Малейшее подозрение — и в дверь постучат инквизиторы!
Раздался громкий стук.
— Не открывай, — оцепенела Лара.
Но бабушка не слушала. За дверью опять стоял сталеглазый и опять в компании охранников.
— Здравствуйте, — бодро сказал он.
Бабушка негостеприимно захлопнула дверь.
— Накаркали.

— Ты уверена, что сможешь?
— Если мне не мешать, то я могу всё.

— Помнишь, я говорила про твой живой и гибкий ум?
— Да.
— Забудь! Я никогда так глубоко не ошибалась!
Инго пожал плечами.
— Возможно, ты сама не достаточно умна, чтобы судить о чужом уме. А возможно, попросту не успела его разглядеть.
— Могу сказать тебе то же самое! Однако если я допускаю, что моё мнение в будущем изменится, ты судишь обо мне по первому взгляду, словно школяр.
— Между прочим, я собираюсь поступать в университет в Лейпциге, — горделиво заметил Инго.
Лара вспомнила своих учёных судей.
— Мой жизненный опыт показал, что соединять в себе академическую образованность и скудоумие — не велика наука.

«Вот будет этот местный граф по дороге проезжать. Как спросит: “Кто это в моём озере купается?”, как осерчает… — замечталась она. — Что тогда я буду делать? Кнутом его не отстегаешь — он меня первый шпагой проткнёт. А если со свитой поедет, то и Тьма не помощница…»
В тяжёлых думах Лара доплыла до середины озера.
«Крэх бы сказал: надо женские чары использовать. Это значит мокрой из озера выйти и на судьбу свою беспутную пожаловаться. Это я могу. Особенно — пожаловаться… Ой, да этот граф ещё раскается, что меня окликнул!»

Подлый и уставший народ, который только и ищет, кого бы обвинить в своих несчастьях! Вам страшно просыпаться по утрам? Но нам тоже страшно… Не опускайтесь до подлости искать козлов отпущения среди своих!

У открытой калитки она заметила светловолосого мальчика лет одиннадцати и его мать. Перед ними стояла телега. Единственная запряжённая лошадь лежала на дороге в грязной жиже, а рядом бранилась плоскощёкая крестьянка:
— Моя кобыла подвернула ногу перед твоим домом! Знать, это ты её околдовала!
— С утра лил дождь! — оправдывалась хозяйка дома. — Твоя кляча в лужу зашла, там грязь скользкая, вот и оступилась. При чём тут я?
— При том! Без кобылы я по миру пойду — не того ли ты, шельма, хотела?
— Да на что мне губить твою кобылу? Зачем?
— Из зависти! У меня-то все дети от мужа, а у тебя?
Женщина скривила губы и не ответила, только покрепче сжала руку мальчика.
— Откуда сын у тебя, коли муж твой сгинул на войне? — спросили в толпе. — Ясное дело, от дьявола!
— А то вы не знаете, что мой сын после шведов родился? — уже не пряча гнев, процедила женщина.
— Бесстыжая, — сплюнул кто-то.
— Если сумела забрюхатеть, значит, тебе понравилось! — едко добавила хозяйка телеги.
Попытки устыдить несчастную приводили Лару в ярость. Ей стало трудно дышать.
— Можно подумать, я одна из Вендиш-Дрены спаслась! — обозлилась женщина. — Люди, вы ж меня ещё девчонкой помните! Ну какая я ведьма?
— Ведьма… Ведьма… — зашелестели в толпе голоса — да так знакомо, что Лара покрылась мурашками.

Как и многие девушки, Лара боялась не столько смерти, сколько насилия. Смерть, в конце концов, могла быть лёгкой и быстрой. А насилие — никогда. Именно звериный страх перед этими пытками и гнал её вперёд, принуждая забыть об усталости.

— Я не могу с ними жить! Возможно, не будь похищения, я бы смогла, но сейчас…
Андреас будто догадался о ходе её мыслей и улыбнулся:
— Тебя воспитывала ведьма крайне свободных взглядов.
«Что лучше — вырасти в чужом доме, но относительно свободной, или в родном, но с рабским сознанием?»
Словно отвечая на собственные мысли, Лара покачала головой.

— Наше ремесло передаётся исключительно по мужской линии, как ты не поймёшь такую простую вещь?
— Вы правы — я не понимаю. — Лара поднялась из-за стола.
— Просто смирись.
— Не смирюсь, — бросила она на ходу.
— Ба! Да кто тебя замуж-то возьмёт с таким несносным характером?
«Насмешка? В его голосе была насмешка?!»
Лара развернулась на каблуках, чтобы посмотреть на мужчину, оказавшегося её отцом.
— В Англии женщины правили страной…
— А теперь там революция! — воскликнул отец. — Король вынужден скрываться от собственного народа. Выходит, зря на женщин полагались?
— По-вашему, королева, умершая полвека назад, повинна в том, что творится сейчас? — опешила Лара.
Отец поморщился, будто ему было противно ломать голову.
— Скажу попроще, чтоб ты поняла. Если одни женщины станут претендовать на трон, а другие — на семейное дело, к чему мы придём? К тому, что нам больше не понадобятся мужчины?
— Какой странный вы делаете вывод, отец.
— Какой есть.

— Надо дать им имена, — вмешался бывший кот.
— Кому?
— Лошадям. Им, должно быть, обидно, что у Адской Тьмы имя есть, а у них — нет.
— Ты уверен, что имени Адская Тьма можно позавидовать?
Андреас пьяно отмахнулся и, в задумчивости прижав палец к губам, принялся щедро раздавать кобылам имена:
— Снежинка! Ромашка! Весна! И Адская Тьма.
— Они же серые, — сказала Лара.
— Не суть.

— Когда ты успел посадить меня на козлы?
— Да ты сама на них залезла.
Испуганная Лара вцепилась одной рукой в сидение, но бутылку не выпускала.
— Андреас, поди сюда. Похоже, у меня провалы в памяти…
Тот коротко засмеялся.
— У тебя в памяти не провалы, а проливы. Коньячные.
— Сколько же мы выпили?!
— Зато не холодно.

— С завтраком придётся обождать, зато хозяйка поделилась кипятком, — хвастал он, опасно приподняв котелок. — Что там у тебя?
Лара смущённо показала бутылку.
— Ох ты ж. Ну и кто из нас пьяница? — злорадствовал Андреас.
— После знакомства с тобой я задаю себе тот же вопрос, — кивнула она. — Отнесу бутылку обратно.
— Неси сюда! Сделаем глинтвейн, только без пряностей и с коньяком.

— Признайся, что любишь меня до беспамятства.
— Ты с ума сошёл? Куда уж беспамятнее? — поморщилась она и пригрозила: — Ты мне с памятью не шути!

Просто знай — чем больше ты будешь бравировать своим упорством, тем упорнее я буду тебя избегать.