Вирджиния Вулф. Новое платье

И тот час мука, которую она вечно старалась скрыть, глубокая тоска, засевшее с детства чувство, что она хуже всех, — нашло на нее неумолимо, безжалостно, с остротой, которой она не могла одолеть, как, бывало, дома, проснувшись ночью, она одолевала ее с помощью Вальтера Скотта.

Все мы, как мухи, бьемся, выкарабкиваясь из блюдца, подумала Мейбл и повторяла эту фразу — так осеняют себя крестом, так ворожат, чтобы унять боль, сделать сносным смятение. Цитаты из Шекспира, строки из книг, читанных сто лет назад, всегда вдруг всплывали в минуты смятения, и она без конца повторяла их.

Как много в человеке покорности и терпения и какими жалкими, бедными, убогими радостями может довольствоваться человек.

Но до чего же глупо, мелкотравчато, ничтожно, и в ее-то годы, имея двоих детей, так зависеть от чужого мнения, пора иметь собственные принципы.

Их было десять человек в семье; вечно не хватало денег, вечно приходилось жаться, биться; и они не вылезали из противных передряг.

Какие только не приходят в голову глупости, но ничего, лишь бы их вслух не произносить.