Жюль Верн — цитаты из книг автора

Этого серьезного, флегматичного и молчаливого человека звали Ганс Бьелке; он явился по рекомендации г-на Фридриксона. То был наш будущий проводник. Своими манерами он резко отличался от дядюшки, что не помешало им легко столковаться и быстро сойтись в цене: один был готов взять то, что ему предложат, другой — дать столько, сколько у него потребуют. Никогда сделка не совершалась проще и легче.

— Куда же вы отправитесь? — спросила она [Марта].
Я указал пальцем в землю.
— В погреб? — воскликнула старая служанка.
— Нет, — сказал я, наконец, — ещё глубже!

— Впрочем, мы увидим: я вырву тайну этого документа и не буду ни есть, ни спать, пока не разгадаю её.
«Ну-ну!» — подумал я.
— Ни я, Аксель, и не ты! — продолжал он.
«Чёрт возьми! — сказал я про себя, — как хорошо, что я пообедал за двоих!»

Это был эгоистичный учёный, настоящий кладезь знания, однако издававший, при малейшей попытке что-нибудь из него почерпнуть, отчаянное скрипение, – словом, скупец!

— Хотите знать, друзья мои, что я думаю? — сказал Паганель. — Так вот: вам очень хочется, чтобы я остался.
— Вам самому, Паганель, смертельно хочется остаться, — парировал Гленарван.
— Чертовски! — воскликнул учёный-географ. — Но я боялся быть навязчивым.

— Бойкий мальчуган! — сказал Паганель. — Я обучу его географии.
А так как Джон Манглс брался учить Роберта морскому делу, Гленарван – быть мужественным, майор – хладнокровным, леди Элен – добрым и великодушным, а Мери Грант – благодарным таким учителям, то, очевидно, юный Грант должен был стать безукоризненным джентльменом.

В этот самый день, около двух часов дня, путь отряда пересекла какая-то дорога. Естественно, Гленарван спросил у катапаца её название, и, естественно, ему ответил Жак Паганель:
— Это дорога из Юмбеля в Лос-Анхелес.
Гленарван посмотрел на катапаца.
— Совершенно верно, — подтвердил тот, а затем, обращаясь к географу, спросил: — Вы, значит, проезжали в этих краях?
— Разумеется! — серьёзным тоном ответил Паганель.
— На муле?
— Нет, в кресле.

Почему блага, принадлежащие одним, недосягаемы для других? Если у бедняков и без того отняты многие житейские радости, то почему же их лишать возможности наслаждаться Гомером и Шекспиром?

Этот злосчастный изобретатель стал жертвой собственного изобретения. Он был убит одним из тех страшных снарядов, которыми он намеревался уничтожить наш город.

Он пал жертвой невероятного тщеславия, ибо, одержимый идеей самовластия, хотел один управлять всем.

Следом за безработицей в город вошли нужда, отчаяние и пороки. Цехи пустели — народ повалил в кабаки; едва только еще одна труба переставала дымить на заводе, в селе по соседству открывался новый кабак.

Как все честные люди он был склонен не верить в зло. Он не допускал мысли, что человек может быть до такой степени извращен, чтобы у него без всякой причины, просто из какого-то самодурства, могло возникнуть желание разрушить целый город, который является культурной собственностью всего человечества.

С тех пор как существует мир, все великое и полезное, что происходит в нем, возникло по инициативе Германии. Ничего серьезного и решающего без Германии произойти не может.