Алексей Титаренко «Маэстро» – цитаты персонажа

— Какое училище?
— Оренбургское. Ускоренный выпуск.
— Взлёт, посадка. Ясно. На чём играете?
— В каком смысле?
— В музыкальном.
— Ни на чём.

— О це така собака, що колы нiмцi прыйшлы у село, то усiх собак перестрiлялы. А цього Люба так ховала, так ховала, що вiн зовсiм гавкати не вмiе.
— Добрый вечiр вашiй хатi. Картоплi дастэ?
— Сiдайте.
— Як звуть цього волкодава?

— Товарищ командир. При выполнении боевого задания был сбит. Через линию фронта не дотянул, плюхнулся. Выручила пехота, как раз атаковали. На аэродроме подскока ребята «Мессер» подарили. Новенький. Здорово, батя!
— Здорово, чёрт везучий!

— Вано, ну это пацаны, но ты же старик! А?
— Виноват, товарищ командир.
— «Виноват»… Какой хоть счёт?
— 18:2 в пользу второй.
— Хорошо… <...> Стой! Встань. [бьёт по мячу, забивает] С-слабак!

— Лёшка, «мессер» на хвосте! Лёша! [атакует] Держись, Лёша! [сбивает «мессершмитт»] Горишь, бубновый!... Иди, Лёшка, я их свяжу! Лёшка, уходи!
— Не-ет, теперь мы дуэтом споём, Серёга!
— У тебя же оружие, Лёшка!
— В порядке оружие, это я тебя купил!

— Так и писать? «День у вас такой, как у нас, за что поцелуйте…» Может, хоть многоточие поставим? Грубо!
— Дипломатический документ!
— Казацкое послание султану!
— Готово!
— Так, Кузнечик, переведи на немецкий. Быстро, но постарайся, чтобы это был добротный, литературный язык.
— Готово!
— Что, вот это всё?
— Ну, остальное переводу не подлежит. «Кемпфе мит мир алляйн, веренд дес штартс верден вир унс нихт бешиссен. Маэстро».
— Не тяни, а то получишь по шее.
— «Выходи драться один на один, на взлёте бить не будем. Маэстро».
— Ну вот, а целый день писали!
— Стилист. Не смешно, но точно. После войны редактором будешь.

— Стой, кто идёт?
— Не идёт, а едет.

— Ну, авиация, — за победу!
— Будем жить, пехота.

— Эй, ребята, я же свой, советский!
— Ах, значит, «свой, советский»? На!
— Да вы хоть форму посмотрите, ребята!
— Так он ещё и форму нацепил! На!
— Ах ты, господа бога душу мать!
— Так он ещё и лается по-нашему!
— Ах ты, царица полей!
— Кажись, свой…

— И четвёртое: нельзя держать боевого лётчика вечным дежурным, куда пошлют. Прошу допустить к полётам.
— И пятое: нельзя перебивать старших по званию. Вы свободны!
— Есть.
— Гав! [Собака]
— Вы тоже.

Первая [эскадрилья] у нас молодцы. Если «Фокер» или «Мессер» завалить — это вторая, а если что достать — это первая.

— Там ещё впереди танков, наглец на белом коне генерал такой сидит.
— И погоны успел рассмотреть?
— Низковато шел. <...> Но наглецы.
— А все ты мне, милый друг, доложил?
— Все. Табак хороший.
— Хороший, а дальше?
— Да ты представляешь, как в оперетте. Танки, а вот этот на белом коне так мне ручкой...
— Ну ты и...
— Ну и я разочек махнул. Слушай, ну надо ж было наказать, это не сорок первый!
— Тебе было приказано не раскрывать себя.
— Да хрен с ним. А чего ж он, гад, на белом коне еще так...
— Я тебе эту белую лошадь еще вспомню.

От полётов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным — вечным дежурным! — по аэродрому!... Кузнечик!

— Ты себе планшет когда-нибудь заведёшь или тебе подарить?
— А в бою сапог надёжнее.
— Ну, так то в бою.

— Подавай в трибунал, командир. Вот рапорт о списании.
— Куда?
— В пехоту! К чёртовой матери! В штрафбат!
— «К чёртовой матери». А кто ж сбивать бубновых будет? Я с желторотиками, да?!

— Ты Поныри помнишь? Болтуны… Привыкли говорить: «Немец трус, немец боится лобовой, обязательно отвернёт!» А мой не отвернул… Да так, что плоскости поотлетали: крылышко влево, крылышко вправо. Очухался на земле — «Як» догорает, а у меня перед глазами… черешня цветёт.
<...>
— От войны не уйдёшь!
— От себя не уйдёшь — вот что страшно.