(подъезжая на лошади)
Макарыч, принимай аппарат! Во, махнул не глядя. Извини танка не было...
— Да, улетел девичий полк...
— А может быть, это и лучше — для неё Ромео ещё живой...
— Живой? Лапку подломал?
— Десять пробоин, бак вырвало, а у меня — ни царапинки. Как говоришь, Маэстро: «Будем жить!»?
— Так и писать? «День у вас такой, как у нас, за что поцелуйте…» Может, хоть многоточие поставим? Грубо!
— Дипломатический документ!
— Казацкое послание султану!
— Готово!
— Так, Кузнечик, переведи на немецкий. Быстро, но постарайся, чтобы это был добротный, литературный язык.
— Готово!
— Что, вот это всё?
— Ну, остальное переводу не подлежит. «Кемпфе мит мир алляйн, веренд дес штартс верден вир унс нихт бешиссен. Маэстро».
— Не тяни, а то получишь по шее.
— «Выходи драться один на один, на взлёте бить не будем. Маэстро».
— Ну вот, а целый день писали!
— Стилист. Не смешно, но точно. После войны редактором будешь.
Сочиняют вызов немцам на воздушную дуэль в стиле письма запорожцев турецкому султану.
— Хотите что-нибудь сказать?
— Да нет, не умею. Я лучше в бою скажу.
При получении партбилета.
(вылезая из трофейного «Мессершмитта»)
Макарыч, принимай аппарат! Во, махнул не глядя. Можешь за хвост подержаться, дракон уже не кусается.
— А я для нашей «девятки» штуцера-а выбил…
— А «девятка» тю-тю.
<...>
— И парашют — тю-тю!
От полётов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным — вечным дежурным! — по аэродрому!... Кузнечик!
Увидев, как провинившийся Александров ловит кузнечиков.
— И четвёртое: нельзя держать боевого лётчика вечным дежурным, куда пошлют. Прошу допустить к полётам.
— И пятое: нельзя перебивать старших по званию. Вы свободны!
— Есть.
— Гав! [Собака]
— Вы тоже.
— Стой, кто идёт?
— Не идёт, а едет.