— Я обожаю Версаль, сир.
— А короля?
— Сир, без короля не было бы Версаля.
— Если бы можно было открыть правду королю, я бы давно уже это сделал.
— Так вы знали про дела этой Вуазен?
— Безусловно. Двор — это горнило государства, король не может ни осудить кого-то, ни отправить в немилость без прямых доказательств.
— Они же убивают младенцев!
— Иногда пусть лучше умрут несколько детей, но будут спасены тысячи. Придет время, и я обнародую дело о ядах, поверьте, мадам, о нем заговорят даже за Пиренеями. А пока что, прошу вас, оставьте двор.
— Ни за что! Я женщина и для меня важна жизнь каждого ребенка!
— Могу я попросить вас удалиться, пока я переоденусь на ночь?
— Вы не при дворе, мадам. Вы на корабле, где командует человек, приговоренный королем к виселице.
— Как преступник?
— Да. К тому же, из-за женщины, подобной вам. Она уговорила меня ограбить королевскую казну, сама взяла деньги и выдала вора. А я ее любил!
— Зачем вы мне об этом рассказываете?
— Вы женщина.
— Вы пьяны.
— Я безумен. Я отплачу вам за всех, кто страдал из-за вашей красоты. За тех, кто бесполезно надеялся, глядя на вас, за тех, кто молился Богу, чтобы вы обронили свой платочек и они имели бы редкую привилегию поднять его из пыли у ваших ног!
— В тебе сидит черт.
— Вы его еще не видели!
— Зачем вы на мне женились?
— До знакомства с вами, ради оловянной шахты вашего отца.
— Что ж, дело есть дело.
— Но как только увидел вас, то женился ради вашей красоты.
— А теперь?
— Восхищаюсь вашей смелостью. Когда я обниму вас, то буду счастливейшим из мужчин.
— Этого никогда не случится.
— Время сглаживает острые углы. Главное, оставайтесь такой же прекрасной, как и сейчас.
— Вы лжете! К чему вся эта грязь?
— Я не боюсь грязи, в ней иногда прячут государственные тайны.
— Он делал золото!
— Он просто добывал его из породы.
— Суть в ином: у него столько золота, что он возомнил себя самым могущественным. Роскошь, сударыня, не для простых смертных. Лишь королю пристало жить по-королевски.
— Мой муж заботится только о благе короля.
— Будучи самым богатым из моих подданных, удерживая целую армию, создавая государство в государстве!?
— Возможно, он изменился. Тот граф де Пейрак, которого вы знали, сгорел на Гревской площади.
— Пусть у него не будет ни титула, ни денег, все равно, Жоффрей останется собой.
— Может быть и так, но вы и сами за это время стали маркизой дю Плесси-Бельер.
— Я думала, что он умер. Его не было. А я всего лишь женщина...
— Он любил не обычную женщину, он любил Анжелику.
— Так или иначе, Пейрака сожгут на Гревской площади.
— Но он невиновен!
— Сколько невиновных взошли на эшафот?
— Куда ты уходишь? Ты меня боишься?
— Нет.
— Значит, ты боишься себя?
— Да.
— Этот тип оплёвывает двор и короля, прочтите.
— «Куда плывут наши экю, мой друг, в карман двору и...» [Анжелика смеется над продолжением]
— Если вы смеетесь, это доказывает, что он опасен.
Клод спрятался от полиции у Анжелики в ванной.
Брат короля со своей свитой, прикрываясь масками, разнес трактир и убил мальчика.
— Я желал бы больше с вами не встречаться.
— Почему?
— Это бы означало, что вы избавились от своих проблем. Вы снова будете той, кого я знал — вельможной и прекрасной.