— Карл, почему так поздно?
— По-моему, рано: не все глупости ещё сказаны!
У меня был друг — он меня предал, у меня была любимая — она отреклась... Я улетаю налегке.
Это не мои приключения, это не моя жизнь! Она приглажена, причесана, напудрена и кастрирована!
— Ну-с... будем исповедоваться?
— Я это делал всю жизнь.
— Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен! Вас приказано арестовать. В случае сопротивления приказано применить силу.
— Кому?
— Что кому?
— Кому применить силу в случае сопротивления, вам или мне?
— Не понял…
— Так, может, послать вестового переспросить?
— Это невозможно.
— Правильно. Будем оба выполнять приказ. Логично?
— Томас! Ты доволен, что у нас появилось тридцать второе мая?
— Вообще-то, не очень, господин барон. Первого июня мне платят жалование...
— Ты не понял...
— Год назад в этих самых краях, представляете, встречаюсь с оленем. Скидываю ружье — оказывается, патронов нет. Ничего нет, кроме вишни. Заряжаю ружью вишнёвой косточкой, тьфу! — стреляю и попадаю оленю в лоб. Он убегает. А этой весной в этих самых краях, представьте себе, встречаюсь с моим красавцем-оленем, на голове которого растет роскошное вишнёвое дерево.
— Дерево? На голове оленя? Скажите лучше: вишнёвый сад!
— Если бы вырос сад, я бы сказал — сад. А поскольку выросло дерево, зачем же мне врать?
— Ну, скажи что-нибудь на прощанье!
— Что сказать?
— Подумай. Всегда найдётся что-то важное для такой минуты.
— Я… Я буду ждать тебя!
— Не то!
— Я… Я очень люблю тебя!
— Не то!
— Я буду верна тебе!
— Не надо!
— Они положили сырой порох, Карл! Они хотят помешать тебе, Карл!
— Вот.