— Хорошая горница. Твоя что ли? [в комнате Наташи]
— Угощайся! Видишь какие цветочки? [показывает на торт]
— Это я не ем, я не козёл.
— Яхонтовый мой! Крендельков покушал, отведай пирожков.
— Я что сказал? Хочу ватрушек! А ты что напекла? Вот ешь теперь сама!
Кто не работает, тот понарошку. А кто работает понарошку, тот все равно понарошку.
— А с чем пироги-то?
— А с сурпризом.
— Ой, беда-беда, огорчение… [роется в кастрюле]
— Кузька!
— Аюшки?
— Ой, по ком это метла плачет?!
— Вас Кузьмой зовут?
— Кузькой, можно Кузенькой. Я маленький ещё, семь веков всего, восьмой пошёл.
— Семь лет? Как мне?
— Ну, это у вас годами считают, а у нас веками. В каждом веке — сто лет.
— Вы пещерный человек?
— Вот тетёха, недотёпа непонятливая. Я не пещерный, я — домовой!
— Домовой?
— Да. Только теперь я бездомный домовой… Ох, беда-беда, огорчение. Ну негде голову преклонить!
— Не расстраивайся, Кузенька! Живи у нас!
— Я потомственный домовой!
— То-то, я гляжу, ты больно дикий…
- 1
- 2