— Что ты так смотришь?
— В смысле? Как смотрю?
— По-другому.
— А как я должен смотреть? Ты другая. Не знаю, что я тут делаю. К чему всё это? Нужно ли сидеть разговаривать и не говорить самого главного?
— А что мне нужно сказать? Что ты хочешь услышать?
— Почему ты не позвонила? Почему ты не позвонила? Неужели я не заслужил нормального объяснения вместо этого письма? Как ты могла не позвонить? Не дать шанс изменить ситуацию? Я не заслужил этого?
— Хм... Так вышло...
— Так вышло? Ты считаешь, что я заслужил такое отношение? Почему?
— Не могла я...
— Почему не могла? Почему? Мне нужен ответ!
— Да просто услышав твой голос, я изменила бы решение! Ты это хотел услышать, Джон? Ты поэтому приехал, чтобы услышать это?! Думаешь, тебе одному было плохо? А мне, каково мне был здесь без тебя? Когда любой новый день был как чертов марафон на выживание в одиночку. Тим болел. И я ему была нужна. Нужна была, чтобы помочь. Помочь ему по дому, помочь с Алланом. Помочь во всем. А в одиночку я не понимала, что происходит. Я не планировала это, я не думала, что со мной такое случится. Но случилось! Ты что, думаешь, я не пыталась? Сотни раз я брала трубку и набирала твой номер! Ты думаешь, мне легко сейчас стоять здесь и все это рассказывать?! У меня не было выбора!
— Я знаю...
Я влюбился в неё, когда мы были вместе, и полюбил ещё сильнее за годы разлуки.
Мысли о прошлом увлекли меня, и, как всегда, прошлое не замедлило вернуться, зримое и яркое, хоть рукой щупай. И я сам не заметил, как начал впоминать, с чего всё началось: ведь всё, что у меня осталось, — это воспоминания.
Хочу тебе кое-что сказать. Когда я схватил пулю, знаешь, что первое мелькнуло у меня в голове перед тем, как я отключился? Монеты. Мне снова 8 лет, я на экскурсии на монетном дворе, постигаю процесс производства монет. Как из металла вырубают заготовки, как формируют гурт и делают насечки. Как чеканят и полируют, как тщательно проверяют все до единой монеты, чтобы исключить даже самые незначительные дефекты. Это вдруг влетело мне в голову. Я — мелкая монета американской армии. Пущен в оборот в 1980 году, вырублен из листа металла, отчеканен и отполирован, снабжён ободком и насечками. А сейчас во мне появились 2 дырочки. И я больше не в идеальном состоянии. И ещё кое-что хочу тебе сказать. За миг до того, как всё померкло, знаешь, что последнее мелькнуло у меня в голове? Ты.
— Никогда не думала, что стану одной из тех, кто по вечерам глушит красненькое, уставившись в пустоту поверх стакана, однако вот тебе факт — стала.
— Я могу тебе доверять?
— Я бы на твоём месте не доверял, — честно сказал я.
Она засмеялась.
— У тебя когда-нибудь был настоящий бойфренд?
— О, мы уже переходим к скучным подробностям и суровой реальности?
Я плакал впервые за несколько лет и впервые в жизни об отце и долгое время не мог унять слёзы.
Я знал, что мой отец — хороший, добрый человек, и хотя жизнь у него оказалась сложная, он приложил все усилия, чтобы меня вырастить. Он никогда не поднимал на меня руку, и я мучился угрызениями совести за все годы, когда вёл себя как дурак.
... и тогда мне открылось настоящее чудо: я увидел, как Саванна медленно поднимает лицо к луне, упиваясь её красотой, и даёт волю захлестнувшим её воспоминаниям. Я ничего так не хотел, как показаться ей в эту минуту, но остался сидеть в своём укрытии и тоже смотрел на луну. И на долю секунды, на полмига мне показалось, что мы с Саванной снова вместе.
- 1
- 2