Человеческая порода слаба. Каждый желает богатеть, ни черта не делая. Нет уж! В моё царствование ни ломбардов, ни лотерей не будет.
Павел, мучимый давним недовольством, утешался мыслями о своем превосходстве над матерью, которой однажды и сознался:
— Я внутренне чувствую, что все меня любят.
— Хуже быть того не может, — отвечала мать. — Очень опасное заблуждение думать, что ты всеми любим. Готовьтесь, сын мой, выносить и всеобщую ненависть...
Большинство, — согласилась Екатерина, — и неспособно породить истину. Большинство не истину, а лишь желание большинства показывает.
Петр стащил Екатерину с постели, босую подвел к комоду, который они сообща и отодвинули от стенки. Здесь Петр прятал кукол!
— Давай, — предложил он жене, — мы с тобой поиграем...
В эту брачную ночь, играя с Петром в куклы, Екатерина твердо осознала, что мужа у неё нет и не будет. Но даже в глубокой старости острой болью отзывались её слова: «По себе ведаю, какое это несчастье для женщины иметь мужа-ребенка...»
Если отнять у людей надежду на возвышение, то руки у всех на Руси отсохнут и никто ничего делать не станет. А держава одной аристократией сильна не будет...
— Ты был на войне? Прикольно. Ну и что, было там что-то интересненькое?
— Масса интересного. Я Вам сейчас расскажу. Значит, турки попёрли на нас, нас было не много, а тут ещё град, этот картечный град — сразу половина отряда. Смешались в кучу кони, люди. О, это было страшно. Ну, я Вам скажу, что и Ваш покорный слуга тоже пострадал.
— Боже, Орлов, вы целы?
— Да. Нет! Сначала я даже не заметил, а потом снимаю сапог и вижу: вот такой, вот такой мозоль я натёр, пока бежал. Страсти были нешуточные.
— Ой, Орлов, разве это страсти? Страсти кипели на приёме у Петра Александровича Румянцева.
— А что случилось?
— Ой, Вы знаете, такая неприятная история. Графиня Дашкова обозвала при всех прилюдно княгиню Воронцову старой кобылой. Но та не растерялась, вцепилась ногтями ей в лицо, сорвала парик — вообщем так дрались, что я сама охерела.
— Ну их хоть разняли?
— Да что вы, зачем такое веселье прекращать. Заодно и показательное выступление всем послам. Вы знаете, потом один швед так и сказал: «Упаси Боже связаться с Россией, а особенно русской бабой».
— Это да. Ну у меня, кстати, есть и тревожные вести.
— Какие же?
— Дело в том, ч то некий Емельян Пугачёв поднял крестьянское восстание. Это такой кошмар, такой кошмар.
— Да какой там кошмар... Вы не видели, что было на приёме у Фонвизина.
— А что было?
— Это пипец. Собрал Денис Иванович высший свет свою новую пьесу почитать. Стоит читает, народ сидит внимает. И тут граф Строганов, будучи в подпитии (ну как в подпитии — пьян, как быдло) подзывает слугу и давай ему распоряжения давать. Денис Иванович — сама тактичность — остановился и культурно так сказал: «Что ж вы делаете, быдло!» Ну вроде как Строганов успокоился, но Денис Иванович как только продолжил, он опять позвал слугу и давай лялякать. И тут Денис Иванович, ну просто молодец — он свернул пьесу, поклонился, стал и как с ноги, с развороту влупашил ему по харе, то аж зубы вылетели.
— А народ-то кого поддержал?
— Ой, знаете, высший свет разделился на две части. Одни поддержали Фонвизина: мол, правильно — что ж ты, жлоб, пришёл пьесу слушать и громко разговариваешь. А другие сказали: что за драки в высшем свете; хочешь подраться — вызови за гаражи или подлови возле кареты.
... графиня Прасковья Брюс вопросительно взирала на свою царственную подругу. Екатерина сама поделилась с нею первыми женскими впечатлениями:
— Плохо, если много усердия и очень мало фантазии...
Брюсша поняла: Васильчиков — лишь случайный эпизод, и долго корнет не удержится, ибо в любви без фантазии делать нечего.
— А когда ты решилась на это, Като?
— Когда сильно рыдала, прощаясь с Орловым...
— Мужчины верно делают, что слезам нашим не верят!
Вообще-то, — продолжала она, — женскую половину человечества я недолюбливаю. Сама женщина, я женские недостатки знаю. Но не могу сказать, чтобы мужская половина мне нравилась безоговорочно… Мужчины, — заключила Екатерина почти торжественным тоном, — хороши только до тех пор, пока мы, женщины, их поддерживаем, пока мы их направляем!
Резким жестом Екатерина выбросила скипетр вперёд.
- Не желаю я дожить, — звонко выкрикнула она, — до такого дурного несчастия, когда бы намерение законов наших исполняемо не было! Боже всех нас сохрани, чтобы после окончания работ над законами оказалось бы, что где-то в мире ещё существует народ, который счастливее народа нашего — великого народа русского!..
Потемкин в несколько могучих гребков разогнал лодку на середину озера, бурно заговорил, что, как никто не знает истоков Нила, так не знает она истоков его любви... Екатерина зачерпнула воды с левого борта лодки и поднесла ладонь к его губам.
- Выпей, смешной, — сказала она.
Потемкин выпил. Она зачерпнула воды с другого борта лодки и снова поднесла ладонь к его губам.
- Выпей, глупый, — снова велела она.
Потемкин выпил. Екатерина рассмеялась:
- Какая же разница? Да никакой... вода везде одинакова. Так и мы, женщины. Не обольщайся в этом заблуждении: что императрица, что солдатка — все мы из одного теста!
- 1
- 2