— Знаешь, недавно я видел на рынке арбалет, очень похожий на Бьянку.
— Что? Почему ты сразу не сказал мне?
— Ну... у тебя ведь уже есть арбалет.
— Я не собираюсь заменять Бьянку, но... ей бы было, с кем дружить. С кем висеть рядышком.
— И правда.
— Не слушай его, Бьянка. Ты, как и все на свете, заслуживаешь счастья.
— Что я скажу маме? «Прости, я заблудилась и бросила твою наследницу в орлесианской темнице»? Она меня никогда не простит. И сестра тоже! Карвер с папой с того света вернутся и будут преследовать!
— Меньше всего тебя должно волновать, что она скажет. Мы можем сдохнуть здесь, и она ни о чем не узнает.
— Спасибо, помог.
— Почему тебе постоянно везет на такие ситуации?
— Ты о чем?
— Гномы нападают, незнакомцы являются, древние загадки всякие... безумие.
— Подарок судьбы.
— Я бы на твоем месте его вернул.
— Я заметил, что ты не высказываешь мнения насчёт магов, храмовников и всего такого.
— Да ну. Куча людей в юбках. Я их путаю.
— Что-то не верится. Сейчас все их обсуждают.
— Ты это мне говоришь?
— И что, никакого мнения? Не склоняешься ни к тем, ни к другим?
— Мнения — как яйца. Сколько ни имей, а получить по ним больно.
— Н-да... наглядно.
— Я думал, все гномы носят бороды. А где же твоя?
— Я потерял её вместе с гномьей гордостью и позолоченным значком касты аристократов.
— А я думал, она тебе под нагрудник завалилась.
— Ого! Мрачный эльф пошутил!
— Я не мрачный.
— Дружище, если твою мрачность чуть-чуть облагородить, женщины будут впадать в экстаз. Знаешь, как они обожают задумчивых юношей.
— Странный ты гном.
— А ты думал, я пошутил насчёт значка?
— Может, тебе стоит помолиться, чтобы мы их нашли?
— Я последние полчаса только это и делаю. Могу вслух, если хочешь. Благая Андрасте, Невеста Создателя, выведи нас из сего рассадника зла.
— В таком случае попробуй перестать.
— В Старкхевене куда ни плюнь — попадешь в орлесианца.
— Правда? А вроде бы Старкхевен для них далековат.
— Река Минантер течет через пол-Тедаса. Орлесианские купцы толкутся в ней, как яблоки.
— Люблю яблоки.
— Знаешь, эти яблоки вполне способны купить твою сестру, съесть твой дом и охмурить твоих кур.
— А в тевинтерской Церкви появление порождений тьмы объясняют так же?
— Рабов в Тевинтере не развлекают Песнью Света. Но если пофантазировать, тевинтерская версия могла бы звучать так: «И вот Ио, величайший из магистров, дерзнул ступить в град Создателя... и в награду за храбрость магистров, сотворил Создатель порождений тьмы, дабы стали они бичом их врагам».
— Полагаешь, они не берут на себя ответственности за свои поступки?
— Если и есть что-то, что магистры не берут, так это ответственность.
— Что? Ну что ты на меня так смотришь?
— Ты влюбился.
— Вовсе нет.
— Ты смотришь на Хоук грустными щенячьими глазами всякий раз, как она отворачивается.
— У меня не щенячьи глаза.
— Да ладно, все в порядке. Даже тебе иногда можно побыть счастливым. Ты от этого не умрешь. Но вот лицо от широкой улыбки может и треснуть, так что осторожнее.
— Сегодня ты как-то особенно мрачен.
— Тебя это беспокоит? Мне перестать?
— Нет-нет, не переставай. Можешь просто добавить сюда немного тления.
— Тления?
— Ага. И ещё капельку холодной непокорности.
— Ты предлагаешь мне тлеть и быть холодным одновременно? Это же не сочетается...
— Ш-ш! Не лезь со своей логикой.
— Обожаю, когда на мужчине такие узоры.
— На «мужчинах», ты хочешь сказать.
— Там, откуда я родом, их называют татуировками. Все моряки себе их делают.
— Но, надо полагать, не из лириума.
— Да уж. И рисунки другие. Как правило, сиськи.
— Наверное, пара сисек из лириума у меня на груди исправила бы положение.
— Это ж я. Люблю помогать.