— Не уверен, что это в его вкусе.
— Что значит — не в его вкусе? Это ещё что такое? Это ещё какого хрена?
— Да ничего, Гарри.
— Город, как в сказке, мать вашу! Как может быть сказочный город не в его вкусе?! Каналы, мосты, церкви! Долбаная сказка, и не в его вкусе?!
— Я хотел сказать, что...
— Лебеди там плавают?
— Да, лебеди плавают.
— Там сраные лебеди плавают и они, мать их, не в его вкусе?!
Хочет покончить с собой? Я тоже хочу. И ты тоже хочешь. Все хотят, мать твою. Никто не придаёт этому значения.
— Ты говнюк. Ты говнюк и всегда им был. И единственное, что когда-либо изменится, так это то, что ты станешь ещё большим говнюком. Ну, может ещё таких же нарожаешь...
— Не трогай моих детей, они тут ни при чём! Забери свои слова про моих родных мелких говнюков!
— Хорошо, про мелких говнюков забираю.
— Оскорблять моих сраных детей! Да ты все границы переходишь!
— Я уже забрал свои слова... но ты всё равно говнюк.
— Слышал, не глухой.
— Что, думаешь, я тебя пожалею, раз ты стоишь тут, как Роберт Пауэлл?!
— Кто это?
Хватит строить из себя Ганди.
— Он хотел застрелиться. Я не позволил.
— То есть, ты не дал ему сделать то, что решило бы мою проблему, твою проблему и его проблему?!
Гарри велел Кену застрелить Рэя, но тот не только не застрелил, но и не позволил ему совершить самоубийство.