В избытке наших сил
Мы заблуждаемся, пока лишенья
Не вразумят нас.
Пускай богач
Изнеженный, забывши справедливость,
Бесчувственно слепой, весь гнев небес
Изведает вполне; тогда он станет
Делиться с бедными своим избытком,
Тогда не будет нищеты.
Чиня разбой, кричу я первый: «Грабят!»
Свой тайный замысел осуществляя,
Вину я взваливаю на других.
Иль честный, безобидный человек
Не может жить спокойно, чтоб над ним
Не измывались лживые проныры?
Он замысел его открыл и рану.
Не знаю, что сказать. Мир измельчал.
Орлам сесть негде, воробьям — раздолье.
Когда шуты повылезли в вельможи,
Вельможам остается лезть в шуты.
— Со мной вы не проститесь?
— Вам все мало?
Учась у вас уменью льстить, скажу:
Вообразите, что уже простилась.
Подозрение всегда живет в душе преступной: каждый куст кажется вору сыщиком.
часть III, акт V, сцена VI
В одной детской книжке под картинкой был стишок:
Двери распахнул отец:
— Получайте огурец!
Не знаю почему, но ситуация представлялась мне необычайно комичной.
Сидят себе люди в комнате, вдруг — бах! Распахивается дверь, и на пороге пошатывается отец с огурцом в руке: «Нате, — говорит, — огурец!»
Когда эти строчки приходили мне на ум, я начинал биться в приступах хохота. Литературная мощь двустишия иногда среди ночи поднимала меня и заставляла безмолвно дрожать животом. Во время обеда я прыскал на всех супом, если эта уморительная ситуация всплывала в голове, а я сидел с полным ртом. К сожалению, мне даже не хватало сил прочесть стих хоть кому-нибудь. Я пускал пузыри и давился смехом. Если меня уж очень обижали, я уходил в тихое место и там читал для себя про отца и огурец, и тихо смеялся.
- 1
- 2