— Я в беспамятстве, перед глазами у меня плавают пятна.
— Это пауки.
Просто я трус! И если уж я хотел пойти на этот ужас, надо было убедить самого себя, что не стану этого делать!
— Послушай, такой цвет — он что, называется рыжеватый?
— Красное золото, — отвечала Софи. Ей было ясно, что Хоул не больно-то изменился, снова обретя сердце, разве что глаза стали поярче — больше похожи на живые глаза и меньше — на стеклянные шарики. — Натуральный, между прочим, — добавила она, — не то что у некоторых.
Никогда не мог понять, чего все так носятся с этой натуральностью, — вздернул подбородок Хоул, и Софи поняла, что он не изменился вовсе.
Тебя никто не заставлял, синяя ты морда!
Я подхватил вечную простуду, но, к счастью, я страшно бесчестен. Будем этого держаться.
— Мне плохо, — возвестил он. — Пойду лягу. Возможно, умру.
— Нет, у меня убирать не нужно, — сказал он мягче мягкого. — Люблю, когда грязно.
Отстаньте от меня, я всё делал за деньги!