В какой-то момент мне кажется, что парень начнет говорить, но он смеется и уходит.
Я не волнуюсь. Знаю, что он вернется — видела это в его глазах. И тогда я буду готова.
— Что они делают? — спрашиваю я Кая. — На обеих группах фигуры… движутся. — У одной из девушек руки подняты высоко над головой. Я поднимаю свои руки вслед за ней, стараясь повторить ее движения.
Кай глядит на меня таким взглядом — печальным и, в то же время, полным любви, — какой бывает у него, когда он знает что-то, чего я не знаю, как будто что-то украл у меня.
— Они танцуют, — говорит он.
— Что? — не понимаю я.
— Как-нибудь я покажу тебе, — обещает он, и его голос, нежный и глубокий, пробирает меня до дрожи.
Я бросаю взгляд на камень, который он положил вчера, наклоняюсь и провожу рукой по вырезанному имени. САРА. Ей было совсем немного; она умерла в пять лет. Ниже, под датой, нацарапана фраза, и, холодея, я осознаю, что она похожа на строчку из стихотворения:
«КОГДА ИЮНЬСКИЙ ВЕТЕР РВЕТ ИХ ПАЛЬЦАМИ С ЦВЕТОВ»
Я тянусь к руке Кая и сжимаю ее так крепко, насколько хватает сил. Так, что даже холодный ветер не сможет украсть его у меня своими цепкими пальцами, своими руками, которые отнимают жизнь не в срок, не дожидаясь расцвета.
— Столько детей умерло здесь, — говорю я вслух. Я надеялась, что вчерашняя девочка была исключением.
— В Обществе тоже умирают дети, — отвечает Кай. — Вспомни Мэтью.
— Мэтью, — повторяю я, и, услышав это имя, внезапно вспоминаю о Мэтью, действительно, впервые за многие годы думаю о нем, как о Мэтью, а не как о первом ребенке Маркхемов, который погиб при трагических обстоятельствах от рук Аномалии. Мэтью. На четыре года старше Кая и меня; настолько взрослый, что должен был быть неприкосновенным, недостижимым. Он был чудесным мальчиком, который всегда говорил нам привет, проходя по улице, хотя и был на несколько лет старше. Он носил с собой таблетки и посещал среднюю школу. Мальчик, которого я запомнила — теперь его имя вновь появилось в памяти — был достаточно похож на Кая, чтобы быть его кузеном; только более высокий, крупный, неторопливый и спокойный. Мэтью. Как будто его имя умерло вместе с ним, и как будто произнесение имени ушедшего делает его более живым.
Я ползу вниз за Инди, карабкаюсь внутрь ущелья, в котором, я надеюсь, Кай был всего два дня назад. Вдали от Общества, от Ксандера, от моей семьи, от жизни, которую я знала. Вдали от парня, который привел нас сюда, от света, расползающегося по земле, делающего небо синим, а камни красными, света, который мог бы убить нас.
Я пытаюсь взглянуть на себя со стороны, на девушку, которая наблюдает за чиновником, за офицерами, которые уже собрались и отлетают. Она носит чужую одежду и жадно смотрит на лица, которые не узнает. Я смотрю на ее спутанные каштановые волосы, на то, как собрано и прямо она стоит, даже после того, как улетели чиновники. Как один из парней подходит, чтобы сообщить новеньким девушкам, что здесь нет еды, и Враг обстреливает их каждую ночь. Что Общество не выдает им оружие, да оно и не работает все равно. Что каждый, находящийся в лагере, прибыл сюда, чтобы умереть, и никто не знает, за что.
Эта девушка, по-прежнему, остается прямой и сильной, когда остальные падают на колени, потому что заранее предполагала такое развитие событий. Она не может расслабиться, не может поднять руки к небу или лить слезы в грязь, потому что у нее есть кто-то, кого она должна найти. Она единственная из девушек, кто слегка улыбается. Да, говорю я себе. Она выживет.