сцена ограбления банка
— Зачем ерепениться? Придется тебя шлёпнуть.
— Шлёпни скорей! Я и так скоро отдам концы, у меня опухоль мозга, мне на всё насрать.
— Тогда я тебя прикончу.
— Не хочу вас бесить, но у меня саркома кости на завершающей стадии. Мне всё равно.
— Ну, Вы и огорошили. <...> И сколько мне ещё осталось?
— Нисколько.
— Руди, я хотел сказать...
— Я знаю. Я понял: бояться — глупо.
— Тринидад, Огненная земля, Боро-Боро...
— О, Гавайи!
— Или что-то там ещё с непроизносимым названием.
Девушка, сделайте мне минет или чайку принесите…
— Думаешь, мы действительно будем сидеть на облаке и говорить о море?
— Да, я твёрдо в это верю.
— Это бордель или кабаре?
— Точно никто не знает.
— Мы, наверное, лежим в палате для конченых... Этакий чулан.
[идут на кухню в поисках соли и лимона]
— Может надо было спросить у кого-нибудь?
— Ага! Сестра, нет ли соли и лимончика, а то текилку нечем закусить...
— Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты, и жизнь лишь началась. И губы жжёт подруги поцелуй, пропитанный слезой.
— Я не был на море…
— Ладно, не заливай… Ни разу не был на море?
— Не довелось. Не был.
— Уже постучались на небеса, накачались текилой, буквально проводили себя… в последний путь. Хм. А ты на море-то не побывал.
— Не успел, не вышло.
— Не знал, что на небесах никуда без этого?... Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели. О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым, как кровь. И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине. А ты? Что ты им скажешь? Ведь ты ни разу не был на море. Там наверху тебя окрестят лохом.
— Что ж теперь поделаешь…