— ... Еще Аристотель сказал: «Пьянство — добровольное сумасшествие». Знаешь, кто такой Аристотель?
Саня вздохнул и чистосердечно признался, что слыхал, но кто он такой, не знает.
— Вот то-то оно и есть, что ничего вы не знаете и знать не хотите. Чем вы занимаетесь на отдыхе, формировке? — спросил полковник и сам ответил: — Бездельничаете. Редко увидишь, чтоб офицер на отдыхе читал книгу. Малешкин, почему ты ничего не читаешь?
От удивления у Сани даже открылся рот.
— А где книги?
— Было бы желание, а найти всегда найдешь, — сказал Овсянников. — У командира машины второй батареи Васильева целая библиотечка. Ему каждую неделю из тыла невеста присылает книжку. Вот, брат, каких девушек-то надо иметь, а не таких, которые только дерут с вас, дураков, денежные аттестаты.
Саню вначале бросило в жар, потом в холод: «Откуда ему все известно?»
Дело в том — впрочем, опять виноват не Саня, а Теленков, — что Пашка переписывался с одной девушкой из Москвы. Сане тоже очень хотелось переписываться. Он и упросил Пашку познакомить его через свою подругу с кем-нибудь. Вскоре Саня получил письмо с фотографией писаной красавицы. Малешкин влюбился в нее сразу, да так, что, когда красавица попросила денежный аттестат, Саня, не задумываясь, выслал. На этом любовная связь и оборвалась. Оборвалась она и у Пашки Теленкова. Единственно, что утешало Саню, это то, что он аттестат выслал на полгода, а его приятель на весь год. Друг другу они поклялись хранить это в глубокой тайне. «Кто ж об этом рассказал? Наверное, начфин», — решил Саня. К начфину он обращался с просьбой вернуть аттестат обратно.
— Матери-то, наверное, ни копейки не послал? — спросил Овсянников. — А какой-то трясогузке всю зарплату.
Саня закусил губу, опустил голову и до тех пор не поднимал, пока Овсянников не кончил обличать его в невежестве, неряшливости и еще во множестве пороков, которые полковник Овсянников знал наперечет. Саня слушал и со всем соглашался. Что ж ему оставалось делать? Закончил Овсянников на том, что якобы он еще не потерял надежды увидеть Саню примерным командиром, так как времени для исправления у него хоть отбавляй. Полковник взял с него слово, что гвардии младший лейтенант Малешкин с сегодняшнего дня прекратит пить водку с экипажем.
— А почему вы, Малешкин, в село впереди машины бежали? — ехидно спросил полковник.
Саня не знал, что отвечать. Сказать правду — значит, с головой выдать Щербака.
Дей в ожидании ответа с любопытством разглядывал Малешкина.
Саня поднял на полковника глаза и виновато улыбнулся:
— Очень замерз, товарищ полковник, вот и побежал, чтоб согреться.
Поверил ли словам Малешкина Дей, трудно сказать. Только вряд ли. Он повернулся к Беззубцеву и скрипучим, железным голосом приказал:
— Комбат, доложите в свой штаб, чтобы Малешкина представили к Герою, а экипаж — к орденам. — И, уловив в глазах комбата удивление, еще жестче проскрипел: — Да, именно к Герою. Если б не Малешкин, бог знает, чем бы все это кончилось.