Красивый мальчик, красивая девочка — что может быть проще?
— <…> У вас такое интеллигентное лицо...
— <…> Для общения с некоторыми людьми интеллигентное лицо не подходит, и возникает необходимость состроить наглую морду.
... можно ведь и правду подать по-разному... И правда — она тоже разная бывает. Человек может скрывать не только собственные нехорошие поступки, но и что-нибудь такое, в чём он лично не виноват, но вспоминать это ему неприятно... И друзья об этом тактично помалкивают. А вот враги, напротив, с великой радостью бьют по самому больному и страшно радуются, если удаётся противника унизить и обидеть.
Будь спокоен! — отряхиваясь от раздумья, сказала Тимуру Ольга. — Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же.
— А если я скажу тебе, что смысл жизни нельзя подсмотреть у кого-то другого? Если я скажу тебе, что его можно только вырастить, как цветок, и что все семена уже есть в твоей душе? Если я скажу тебе, что ни босс, ни другие люди не могут ухаживать за этим цветком вместо тебя? Что ты думаешь об этом?
— Я думаю, что ты увлекся метафорами, парень. У меня только одна жизнь, почва для моего цветка. И я хочу понимать, что на ней выращивать.
— Тогда всё зависит от того, какая почва. В Антарктиде не растут апельсины, а в тайге вряд ли вырастет кокосовая пальма. Но никто не мешает тебе возвести парник и подсыпать туда подходящий грунт, если ты хочешь вырастить что-то конкретное. Только тогда придется прикладывать очень много усилий, чтобы урожай не замерз и не погиб. Что если бы босс или кто-то другой сказали тебе: твой смысл — вот этот апельсин. Ты бы стала выращивать апельсиновое дерево? Даже если ты не любишь апельсины? Или ты заставишь себя их полюбить, раз уж не хочешь сама подумать над тем, что тебе хочется вырастить?
— У меня скоро будет аллергия на апельсины…
Умирают те, кто кому-то дорог. Годами и десятилетиями полыхают войны. Крестоносцы режут мусульман, мусульмане взрывают иудеев. Хуту режут тутси. А люди живут. Кто-то смотрит в небо, исчисляя ход планет. Кто-то сеет зерно. Кто-то изменяет жене. Кто-то режет кошельки. Кто-то рисует картины. Солдаты задыхались на Ипре, а Бальмонт писал: «Высокий миг – создать свою струну, струить жемчужный дождь, сердца волнуя». Люди заживо горели в танках, дети плакали от голода в холодных постелях, женщины, синие от голода, таскали листы брони, строя танки, – а где-то рядом композитор писал бравурный марш для победного шествия, а где-то писатель сочинял для детей веселые рассказики…
Печально, но факт: чем меньше у нас денег, тем чаще мы хватаемся за бумажник.
— Ну что, Сара Бернар... Ну и чего мы добиваемся? Я так понимаю, ответа не будет?
— Злишься? Отлично! Отлично! Слабые героини только в плохих пьесах! А у нас пьеса крепкая, хорошая!
— А если я не сильная? Я сама себя объегорила!
— И все равно играй! Играй! Пока занавес не закрылся — играй! Играй ва-банк! Ты понимаешь? Иначе же смертельно скучно жить!
— О чем бы вы еще хотели узнать?
– А расскажите о ваших подвигах, – попросила девушка. Принц-бастард помрачнел.
– Пусть вам расскажет кто-то другой. Это будет нескромно с моей стороны, и я не люблю об этом говорить.
– Извините, я не знала, что вы такой скромный герой.
– Я, кажется, не говорил вам, что я герой. – удивился Элмар.
– Ну, как же, раз вы совершали подвиги – значит вы герой.
Логика была железная. Возразить было нечего.
... Три года назад мы были дочками бюргера, а Фрида — сиротой, служанкой в трактире, мы проходили мимо, даже не глядя на нее; конечно, мы вели себя слишком высокомерно, но так нас воспитали. Однако в тот вечер в гостинице, ты уже мог заметить, какие теперь сложились отношения: Фрида с хлыстом в руках, а я — в толпе слуг.