Недавно я провела три недели в Тоскане. Смотрела Палио в Сиене. — Она перебирала слова, как гитарные струны. — Это скачки по старинным булыжным улицам, проводятся с пятнадцатого века. Как можно променять такую жизнь на мужа, детей и прочее «долго и счастливо»? Не говоря уже о весьма вероятном разводе, жалких алиментах и сверхурочной работе.
Наверное, никто не может стать по-настоящему взрослым, пока жива его мать.
История народов трогает читателей только тогда, когда связана с людьми из плоти и крови, с которыми можно себя отождествлять. Без этого даже самые подробные отчеты, даже самые кошмарные ужасы остаются лишь цепочками событий и дат.
– Да, кстати! Очень волнующий меня вопрос. Это так странно! Ты производишь впечатление умиротворенного человека.
Джорди широко улыбнулась:
– Все дело в том, что это всегда мой выбор. Примерно так: ОК, ну все, я выхожу из себя! При этом я продолжаю чувствовать себя в полном согласии со своим миром, или как ты говоришь, умиротворенно. Просто гнев и ярость – это средства выражения себя и доказательства своей невиновности что ли, когда все другие аргументы исчерпаны. Хотя это же является и моментальным признанием обратного.
Мне всё ясно. Вы с этим Борденом — как парочка влюбленных, которым вместе никак не ужиться.
— Но он…
— Сам начал эту игру. — перебила её Оливия. — И сам же в ней запутался.
Она вдруг ощутила странную пустоту. Стала копаться в себе, анализировать и вскрыла — скуку. Не то чтобы ей надоел этот дом или Космо, нет. Надоела себе она сама, пустая, неприбранная, безрадостная, точно нежилая комната. Поразмыслив над этим новым положением вещей, она поднялась с кресла и пошла в дом выбирать себе что-нибудь почитать.
... если у тебя на плечах груз забот, ты его сама выдумала и сама на себя взвалила.
Моя голова прижимается к его груди, слушая стук его сердца — самый красивый стук, который я когда-либо слышала.