— По-моему, Скот — гей.
— Почему?
— Нет, я уверен — он действительно гей! Причём... Он был таким до приезда сюда. Это хорошие новости.
— Что в этом хорошего?
— Мы здесь не при чём!
— ... Ладно... Скот гей. Или он склонен к этому. Я понял, что я гей, в его возрасте — и, видишь, как-то пережил это.
— Да, Сэм, это ты. И ты очень даже ничего... Но разве ты разгуливал по школе раскрашенным, как кукла?! Разве ты прыгал в группе поддержки, крича: «Вперёд, «Пантеры»!»? А? Парень не знает, как ему себя вести! Я говорю о самосохранении, Сэм.
— Он научится.
— Когда? Где? Ты не видел, как на него смотрели все дети. Это так унизительно!
— Для него или для тебя?
— Вот почему Сэм полностью чёрный, — выдохнул Квил. – Чёрное сердце — черный мех.
<...>
— А твой мех, цвета шоколада, что отражает? — прошептал Сэм в ответ. – Какой ты «сладкий»?
— Слушай, давай искать компромиссы.
— Давай.
— Вот, я хотел с тобой переспать 25 раз.
— А я с тобой — ни разу.
— Хочешь, сойдёмся на половине. Половина от 25-ти — это сколько?
— Это уровень твоего IQ.
— Из чего сделана фигурка? — спрашивает полицейский Том, крутя поддельную фигурку сокола из свинца, ради которой полегло столько людей.
— Из того же материала, что и мечты, — отвечает Сэм.
Аналогичная цитата:
Послушайте, единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что мы не знаем что будет завтра...
Слишком много людей заботится исключительно о своем счастье, абсолютно не задумываясь о том, какие разрушительные последствия это может иметь. Ты не поверишь, сколько подростков мне приходится подбирать по уик-эндам. Пьяных, обкуренных, обдолбанных. Родители или слишком поглощены собственными делами, или вообще исчезают в неизвестном направлении, а детишки существуют в вакууме, а потом идут неверной дорожкой.
— Нет! Ни за что!
— Всего на пару недель.
— Нет! Ты что, шутишь?! Дети... Терпеть их не могу, и ты это знаешь!
— Дай ему шанс.
— Нет. Дети в таком возрасте — сущий кошмар! Да в любом возрасте просто кошмар! Я знаю точно, я тренировал их на льду. Первым делом парень продаст наш телевизор!
— Зачем ему это?
— Сначала продаст телевизор, потом осушит наш бар. Он сопьётся и разорит наш дом! Ты столько сделал для нашего уюта... А потом он приведёт подруг! Девочек, представляешь? Притащит сюда и переспит с ними на твоих любимых простынях за пятьсот долларов! Ты просто выбросишь их... А вдруг он станет бандитом? Вдруг у него дурацкая причёска?!
— Тебе причёска не испортила жизнь. Дыши глубже! Наш телевизор будет в порядке, и никаких подруг он водить не станет. Мы должны взять его.
— Мы никому не обязаны! Пять лет я устраивал личную жизнь. Все эти врачи, психологи... Наконец-то я счастлив! Не хочу перемен в жизни!
— Доверься мне. Твоя жизнь не изменится.
— Я хотел бы, чтобы Карен была жива. Иррационально хотеть невозможного.
— Но когда умирает тот, кого ты любил — все идет кувырком.
Спеть тебе песенку? Мне её напел тот, кто со мной это сделал. А я напою её тебе, хочешь? Раз, два, три. Попробуй меня найди. Череп, кости, скелет, ты обещал хранить обет. Четыре, пять, шесть. Тебя ждёт плохая весть. Могила, черви и гниль, я тебя почти похоронил...
— Я рад, что тебе не пятьдесят.
— Почему? Тебе какая разница?
Она была права на самом-то деле. Для меня не было никакой разницы.
— Когда тебе будет пятьдесят, мне будет тридцать четыре.
— Ну и?..
— Мне можно будет выпивать. И ты ничего мне на это не сможешь сказать.
— Это лучший аргумент, который я когда-либо слышала в пользу того, чтобы рожать ребенка в шестнадцать. Действительно, единственный и лучший аргумент.