Пепел Клааса бьется о мою грудь.
Тиль носил на груди мешочек с пеплом отца, которого сожгли на костре.
Пепел Клааса бьется о мою грудь.
Тиль носил на груди мешочек с пеплом отца, которого сожгли на костре.
Вот мы все жалуемся, а не мы ли сами виноваты в наших злоключениях?
Пепел Клааса стучит в моё сердце!
Уленшпигель носит на груди ладанку с пеплом своего отца, сожжённого за ересь на костре.
— Ты куда?
— Домой!
— Ламме! Ты что!?
— Я не могу терпеть! Я больше не могу терпеть! Ни минуты!
— Ламме, мой верный друг! Не надо роптать на судьбу, ибо нет ничего прекраснее, чем скитаться и терпеть нужду во имя свободы!
— Хватит! Довольно! Ну её к черту, эту проклятую свободу! Какой в ней прок? Что с ней делать? Мне холодно, Тиль! Холодно! В неё не завернёшься, как в овечий тулуп, в твою проклятую свободу. Я хочу жрать, а её не поджаришь на вертеле. С ней не ляжешь в постель, как с женой. Это вообще пустой звук! Это ничто, Тиль!
— Тиль, мы столько лет сражались! Целую жизнь! Теперь мы победили и снова куда-то идём...
— Мы идём туда, где ещё нет свободы.
— Значит снова кровь и смерть?
— Да, кровь и смерть.
— Ещё одна жизнь, а может быть две или три, десять или сто. До каких пор?
— Пока человек, рождённый женщиной, не будет свободен везде и всюду.
— Этот день не наступит никогда.
— Значит, мы будем скитаться вечно!
— А вы знаете, что стоит дешевле лопнувшего мыльного пузыря?
— Нет, не знаю.
— Разглашенная тайна.
Кто сеет рожь соблазна, тот пожнет спорынью рогоношения.
Ты смертен, — следовательно рожден, чтобы терпеть всякого рода низости.
Не я первый, не я последний согрешил по недомыслию.
А кто же главная причина слез, как не распутные девки? Не на них ли несчастные безумцы тратят блестящие и звенящие каролю, не их ли оделяют драгоценностями, цепочками, кольцами, а от них уходят оборванные, обобранные, без камзолов, а то и без белья?
Имеются в виду семь грехов: гордыня, скупость, похоть, чревоугодие, лень, гнев, зависть.