— Неужели же вы в 25 лет — такой ребенок? Неужели вы не понимаете, что играть с огнем опасно?
— Мне нет; я застрахована!
— Нет, вы не застрахованы! А будь даже так, то по соседству есть легко воспламеняемые сооружения!
— Уж не вы ли?
— Да
Не спускайтесь, Фрёкен, послушайте моего совета! Никто не подумает, что вы спустились добровольно, а всякий скажет, что вы пали.
Жениться? Сделаться рабом?
Свободу заменить ярмом?
С одной и той же спать всегда?!
Но я же не смогу...
— Кто хочет получить двадцать золотых экю за то, чтобы его дьявольски избили?
— Я! Я! Я! — завопили все. — Избейте вы нас до бесчувствия, милостивый государь, мы в этом уверены, зато и заработок недурен.
— Ничего… У меня… У меня было… Я бы хотела… Мне бы хотелось…
— Что, что ты хочешь? Чего бы тебе хотелось?
— Ну вот видишь? Это срабатывает! Незаконченные фразы! Им (мужчинам) кажется, что нам неловко договаривать. Итак, недоговаривание очень эффективно! Незаконченные фразы и задумчивый взгляд. Конечно, внешний лоск тоже важен. Глубокие декольте, ювелирные изыски и изысканная французская небрежность.
Я не мог просить прощения за чужой поступок. Козел отпущения всегда виноват.
Меру надо знать, все проблемы у людей оттого, что меры не знают.
То, что можно увидеть простым взглядом, не всегда соответствует действительности.
— Соблазняй меня! Завоюй меня взглядом! Давай же!
— Да я уже... завоевываю.
— Ой, прости...
Они вошли в лабиринт с двух разных концов и все тридцать минут проблуждали среди зеркал, пытаясь отыскать друг друга. Наконец сошлись в квадратной комнате. Все классно, миллион отражений в любых ракурсах. Но... только пристроились, только наладились, как послышались шаги сторожа. Семь часов, пора закрывать. Пришлось сворачиваться в темпе. Жанна была в таком заводе, что даже разревелась. Мужчине то что, они своё всегда получат. Но она, бедняжка, за эту десятидневку наголодалась сполна. За все время успела кончить только один раз. Посреди бухты, на лодке, звездной ночью. Так заорала, что чайки с воды взлетели. Одну ночь супруги все-таки провели вместе, но было не до любви. Это когда Жан за ужином ракушками отравился. Она тайком прокралась к нему в комнату. Ужасно жалела его. Лекарство подействовало не сразу, Жан каждые пять минут бегал в туалет. Потом, когда он, обессиленный, уснул, она сидела рядом с кроватью и просто смотрела на него. Странно, но, может быть, это был самый счастливый момент всей медовой недели.
— Ты что, теперь разбираешься в моих чувствах лучше меня?
— Не только теперь, а вот уже пятнадцать лет.
Все мы таковы после тридцати: любое событие, затрагивает ли оно весь мир или только мир наших чувств, требует некоторой театрализации для того, чтобы оно пошло нам на пользу или дошло до нас.