– Да, яда в нём всегда было много, – задумчиво произнесла женщина. – И хоронил он себя уже не раз. На словах только. – Она усмехнулась, и недобрый огонёк засверкал в её красивых изумрудных глазах. – Только на словах, – повторила она. – Он ведь сказочник. В последнюю нашу встречу заявил мне, что забронировал себе местечко в аду среди «многословных и сладкоречивых демонов», то есть среди писателей. Потом, впрочем, уверял меня, что явившийся за ним ангел смерти ошибся адресом и за эту ошибку подарил ему ещё одну пару глаз, и теперь будто бы у него появилось какое-то особое духовное зрение, которое есть только у тех, к кому приходил ангел смерти… Я уже тогда поняла, что от химии он бредит. В конце концов, он оплачивает по счетам. Бог шельму метит. Уверял меня, что смерть не страшна, если её осмыслить. Ну, не бред ли это? Одним словом, сказочник. Господи, чего он только не нёс в бреду! Сообщил мне, что в больнице он узнал, что слова «умирание» и «смирение» – однокоренные, и что смерть – это наивысшая форма смирения, и тот, кто принимает смерть со смирением, попадает в рай.
– Зачем он тогда сбежал из клиники? – спросил Сергей.
– Вот именно, зачем? Этот человек со смертью никогда не смирится. Уж это я знаю точно. Будет изворачиваться как уж, придумывать сказки, окружать себя демонами, но со смертью он не смирится. На словах – да, на деле… – Она покачала головой. – Мне кажется, что не только у меня, но у самого Господа Бога терпение лопается. Хорошо, что Машка не видит отца таким. Пожалуй, она единственная, кто любит его несмотря и вопреки. Дочки всегда любят своих отцов больше, чем матерей. Закон природы. А она к тому же вся в него. Одиннадцатый год пошёл, а она с куклами расстаться не может. В ванную не залезет, пока в неё не закину весь её резиновый зоопарк. Ничего не поделаешь, – вздохнула Вика. – Гены сказочника.
«Люди, ау! Где вы? – мысленно прокричала Виктория, чувствуя, что ощущение сказочности и отравленности этого места всё больше одолевает её. – Сейчас выплывет чёрт с рогами, ухмыльнётся и скажет: «Добро пожаловать в ад. Оставь надежду, всяк сюда входящий», – подумала она и тут же поймала себя на мысли о том, что она говорит его словами и думает его мыслями. – Этак я от него всю жизнь не отвяжусь. Дьявол! Глубоко он во мне сидит. Такого просто так из себя не вытравишь. Даже наполовину мёртвого».
Около домика сочинителя она остановилась, для того чтобы ещё раз перевести дух. Собачка, которая её сопровождала, неожиданно прошмыгнула мимо неё в калитку и только теперь залаяла. В окне дома показалась тень её бывшего мужа. Боже, как он исхудал! Лицо его было жёлтой восковой маской, глаза слезились, видимо, от тех ядов, что он принимал. У него была последняя стадия рака печени. Увидев бывшего мужа таким, Вика почувствовала непроизвольный приступ жалости, а ведь она шла сюда совсем с другими намерениями – не пожалеть, а отругать его за то, что он сбежал из дорогой частной клиники, в которую Сергей передал аванс в размере трёх тысяч долларов.
Она удержала волевым усилием слёзы на полпути от сердца к глазам и вошла в калитку. Старый дом был под стать своему больному хозяину, – он истончился до той мрачной глубины, за которой проглядывала бездна вечной жизни.
Когда она вошла в дом, сочинитель сидел в кресле-качалке и курил. Перед ним на столе среди пустых ампул, грязных шприцов и упаковок из-под таблеток стояла начатая бутылка портвейна.