— Как у тебя там? Как у тебя там, Маэстро?
— Всё нормально, падаю!
И в тот же миг влюблённое созданье, включив форсаж, умчалось на свиданье!
Ребята! Будем жить!
Летчик Скворцов погиб, когда победил свой страх воздушного боя.
Пилотом можешь ты не быть, летать научим всё равно, но музыкантом быть обязан.
Солдатская заповедь: подальше от начальства, поближе к кухне. Потопали.
— Вот в Берлине, на самой высокой уцелевшей стене, я с огромной любовью напишу: «Развалинами Рейхстага удовлетворён». И можно ехать домой сады опрыскивать.
— Командир, когда вы будете в Берлине автографы оставлять, я вас очень прошу, посмотрите повнимательнее. Там уже будут наши подписи… первой эскадрильи.
— Да какая разница, браток: наши, ваши...
— И вообще там первым распишется рядовой пехотный Ваня. Да и по праву.
Ромео из Ташкента загрустил, Джульетта в кукурузнике умчалась.
А помочь... Знаешь, Серёга, в жизни бывают минуты, когда человеку никто, никто не может помочь! Рождается сам — и умирает сам.
Кто сказал, что надо бросить
Песни на войне?
После боя сердце просит
Музыки вдвойне!
Человечество должно же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь!
— Так что сказал Шекспир?
— Ааа... мда...
— И не в восемнадцатом, а… в девятнадцатом?... В девятнадцатом сонете Шекспир сказал… Гуляй, Вася!