Я суров с окружающими меня людьми, с теми, кто работает со мной, но я столь же суров и к самому себе. Это не извинение, а, скорее, смягчающее вину обстоятельство. Мне хочется, чтобы все в работе определялось профессионализмом. Это не каприз, не попытка доставить себе удовольствие. Я люблю свою работу и стараюсь делать ее как можно лучше.
С моей точки зрения, во всем повинно безумие, охватившее людей. Разве могут люди планеты договориться друг с другом, когда нам трудно договориться с консьержем или соседом?
Война убила во мне остатки всех надежд и клочки иллюзий. На войне я по-настоящему повзрослел.
Я люблю вставать из-за стола, когда на нём ещё не убрана посуда.
Ален Делон объявил о своём уходе из кино.
Я ни с кем не заигрываю и ни от кого не прячусь. Я такой, какой есть. Вы имеете полное право принять меня или отвергнуть. Вопреки тому, что обо мне пишут, я очень чувствителен и эмоционален. Я имею на это право. Разве я иначе смог бы стать актером, большим актером? Я больше других ощущаю счастье и страдание.
Из интервью журналу "Elle", 1977 г.
— Какое пожелание вы бы сделали мужчинам и женщинам, чтобы они нашли друг друга?
— Вы знаете, что сказал Феллини перед самой смертью? «Вот бы ещё раз побыть влюблённым!». Думать об этом в момент ухода – потрясающе, не правда ли? Надо верить в то, что это самая лучшая вещь на свете. Я так это понимаю! Сейчас как-то больше не принято говорить мужчинам: «Чего я тебе желаю, так это любви к женщине». Но любить искренне и по-настоящему – вот что важно! Нет ничего важнее!
Из интервью Алена Делона Le Figaro
Я ранен, — как и все, — но у меня нет права жаловаться на судьбу, я создан из ран и потерь, как и многие другие люди в своей жизни. Такова жизнь, и она может быть жестокой. То же самое я сказал моему сыну Энтони. Все стало сложнее, утратило ту простоту, что была в его детстве, или в моем. Но мы не должны жаловаться. Это то, что касается меня, и я иду вперед, помня об этом.
Все, кем я являюсь сегодня, всем этим я обязан женщинам. Я обязан женщинам, тем женщинам, которые меня любили, которых я любил, по совсем простым причинам. Я, впрочем, говорил им всем об этом. Потому что во взгляде женщины, которая меня любит... мне всегда хотелось, чтобы она считала, что я самый большой, самый красивый, самый сильный. И это невероятная мотивация, потому что для женщин, которых я любил (и они любили меня), я всегда был самым красивым, самым большим и самым сильным. Женщин, которых я любил, вы знаете, по-разному. Все, что я делал, всем этим я обязан женщинам. Я делал это для них из любви к ним, чтобы быть для них самым-самым.
— Вам приписывали романы с партнершами по фильмам?
— Наверняка. Без этого не обходится биография ни одной публичной персоны, но я такого не припомню. Не мое это дело — держать в голове то, что выдумала пресса. Ну, расскажи, с кем у меня были романы? Было бы любопытно послушать. Вот я сейчас тебя поцелую, и мне припишут роман с русской журналисткой.
из интервью газете "Известия".
Меня спрашивают «Что вы испытываете, когда в фильме держите в руке револьвер?». Это вызывает у меня смех. Ибо револьвер, который я держу в фильме, и тот, которым я пользовался в Индокитае, не одинаковые. К этому надо прибавить и то, что в фильме рука не дрожит.
Из интервью Paris Match от 5 декабря 1991 г.
Я стал актером. Но одновременно актер — это не профессия. Этому нельзя научиться. Раньше актера всегда есть человек. Назовите мне большого мудака, который стал большим актером? Такого не бывает.
Вот откуда мои резкость и запальчивость. Мой сволочной характер существовал всегда, теперь он стал ещё хуже. Из своего затворничества я выхожу лишь по делам. Совершив набег на внешний мир, я снова уединяюсь в своей крепости и поднимаю мосты над окружающими её рвами. Чтобы тебя любили, надо всегда улыбаться, перед всеми расшаркиваться, добиваться всеобщей благосклонности, носить в портупее своё, пусть лживое и фальшивое, сердце. Улыбаться важнее, чем быть самим собой. Но пресмыкаться – не в моём характере. Потому что тогда человек утрачивает свою личность. Она становится подделкой, превращаясь в прыгающее через обруч по чужому свистку, существо. Утверждая, что являюсь звездой, я имею ввиду следующее: мне нравится быть первым, я не скрываю этого. Но я стремлюсь к этому не из мелкого тщеславия. Я хочу, чтобы меня считали звездой в знак признания моих трудов, упорства и заслуг.
Работа принесла мне большое удовлетворение. Но счастье для меня — это вещь, которой не существует, это моменты в жизни, которые испытываешь либо во время работы, либо с кем-то, кто разделяет с тобой жизнь, либо с ребенком, друзьями... Но этими мгновениями я обязан не профессии, я сам их формирую, я сам могу их разрушить. Так или иначе, но я, скорее всего, часто бываю не удовлетворен. Это вопрос темперамента, натуры. К тому же за удовлетворением часто следуют скука и рутина. А я это ненавижу.