Эли Визель – цитаты

— Видите ли, мне тоже хотелось бы научиться открывать иные двери.
Он рассердился:
— Этому научиться нельзя. Ты хочешь подражать мне? Ничего никогда ты не научишься открывать, если будешь подражать кому бы то ни было. Ключ нельзя купить, его надо выковать самолично. То, в чем моя сила, у тебя может стать слабостью. Долг ученика — следовать за учителем, а не копировать его.

Слова в благоприятный момент равносильны поступкам.

Я верю Гитлеру больше, чем всем остальным. Он один сдержал свои обещания, все свои обещания, данные еврейскому народу.

Противоположность любви – не ненависть, а равнодушие.
Противоположность искусству – не уродство, а равнодушие.
Противоположность вере – не ересь, а равнодушие.
И противоположность жизни – не смерть, а равнодушие.

Допускаю, что человек может знать так много. Но как вы сумели все это понять?

На Востоке мне довелось беседовать с мудрецом, чей ясный и кроткий взор погружен в вечный закат.
— Умереть — это не решение, — сказал он.
— А жить? — спросил я.
— И жить — тоже не решение, но кто сказал, что решение вообще существует?

Вам не убедить меня, что он был неправ. Без решений можно обойтись, важны только вопросы — и от нас самих зависит, допустим мы их или отвергнем. За каждым вопросом кроется не ответ, а тайна.

Если ненависть — решение, то спасшиеся должны были бы поджечь весь мир в тот день, когда вышли из лагерей.

А кто сказал, что молиться надо, чтобы получить милость? Может быть, молиться надо, чтобы открыть дверь и остаться на пороге? Ты не думаешь?» — «Мне не хотелось бы остаться ни с чем…» — «Молитва никогда не остается без вознаграждения. Каждая несет в себе собственную награду. Ты обогащаешься в ту минуту, когда молишься, а не потом».

Спросите их, каким образом была выиграна война. Эзра бен Аврахам, старик из Марокко, будет утверждать, что победа стала возможной благодаря его слезам. С первого до последнего дня он не переставал плакать. Кривой Велвел, у которого хорошо подвешен язык, яростно возражает ему: «Да мне смотреть на тебя тошно! Противник просто смеется над такими плаксами, как ты. Это из-за моей радости он отступил! Я все время плясал, даже когда ел, даже когда спал. Если бы я остановился, если бы пролил хоть одну слезу, мы бы проиграли войну!». Цадок, тощий йе-менит, жалуется, что никто уже не помнит, как усердно, дни и ночи напролет, он молился. «День и ночь я только молился, только молился!» — «А я пел! — кричит сумасшедший по прозвищу Моше-пьяница. — Прохожие не понимали, как я могу петь, когда всюду громыхают пушки. Это я, я своими песнями помогал ребятам целиться». «А я играл с детьми, — краснея, замечает робкий Яаков. — Я ходил из школы в школу, из убежища в убежище, и всюду я играл с ребятишками в войну.

Мы должны выбрать сторону... Молчание поощряет мучителя, но не мученика.