... думаю, именно это и есть цель кинематографа: связать нас, незнакомцев, и заставить чувствовать, будто мы знакомы с персонажами, которые представлены на экране.
Из интервью с Тимоти Шаламе.
... думаю, именно это и есть цель кинематографа: связать нас, незнакомцев, и заставить чувствовать, будто мы знакомы с персонажами, которые представлены на экране.
Из интервью с Тимоти Шаламе.
Я почти глухой на одно ухо, а вам приходится за это платить — у меня громкая музыка в фильмах.
Кое-кто ненавидит меня за то, что фильм про девяностые для меня уже является историческим. Я родился в 1989 году, вырос в девяностые. Не то чтобы меня как-то сильно занимал этот период.
Из-за моего возраста некоторые критики воспринимают себя учителями, читают мне нотации. Уверен, что это скоро пройдет. Я сильно не переживаю, пускай развлекаются за мой счет.
— Вы привержены теме гомоэротики, альтернативных сексуальных практик, причем делаете это открыто, без камуфляжа. Полагаете ли вы, что откровенное отражение этой тематики поможет росту толерантности в обществе?
— Я смотрю на это иначе. Вы считаете, что я откровенен. Разве? На протяжении всего фильма «И все же Лоранс» слово «транссексуал» произносится лишь один раз. Повторяю: я фокусируюсь на теме любви больше чем на чем-нибудь другом. И в «Я убил мою маму», и в «Воображаемой любви», и в этой картине стараюсь не концентрироваться на физиологических деталях. Очень часто не называю вещи своими именами, потому что эти имена воспринимаются осуждающими ярлыками. Ведь вы же не называете братьев Коэн «еврейскими режиссерами». Почему же тогда вы, по сути, называете меня «режиссером — геем»? В слове «гей» не должно быть осуждающего смысла, как и в слове «еврей». Я презираю приклеивание любых ярлыков. Я отношусь к своим фильмам просто как к фильмам. Они либо эффективны, либо нет.