При открытом обсуждении не только ошибки, но самые нелепости легко устраняются.
Крупными буквами печатались слова совершенно несущественные, а все существенное изображалось самым мелким шрифтом.
Ну, у нас, брат, не так. У нас бы не только яблоки съели, а и ветки-то бы все обломали! У нас, намеднись, дядя Софрон мимо кружки с керосином шел — и тот весь выпил!
В Ницце я живу ещё больше взаперти, нежели в Бадене: ни одного вечера из дома не выходил. Скучновато, но климат хороший. С 9 часов утра до 4-х часов вечера солнце жарит, а ночи до сих пор тёплые. Сегодня в полдень в Villefranche ездил — удивительные виды. Всё берегом моря; с одной стороны вода без конца, местами голубая, местами зелёная, а с другой — высочайшие горы. И везде виллы, в коих сукины дети живут. Это беспредельное блаженство сукиных детей, их роскошь, экипажи, платья дам — ужасно много портят крови. И все эти хлыщи здесь как дома, я один как-то особняком. Не умею я сближаться, хотя многие здесь меня спрашивают, просят «показать». Конечно, это тем и кончится, что «посмотрят», но вряд ли кому охота со мной знакомиться. Даже хозяйка говорит: какой вы угрюмый! Пусть так и будет. В мае непременно в Россию приеду. Лучше в Витеневе. Ежели умирать, так там.
Из письма Н.А. Некрасову 29 октября / 10 ноября 1875 года. Ницца.
Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России.
Русская женщина всегда одинакова: и в городе, и в деревне она что-то вечно ищет, какую-то потерянную булавку, и никак не может умолчать, что находка этой булавки может спасти мир.
Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит.
Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?