Мы не дрогнем, не струхнем,
Жаль, кончаются снаряды.
Как положено умрем,
Захлебнутся кровью гады.
Дай-ка спирту, старшина,
Снега горсть — вот вся закуска.
Продержаться дотемна
Вряд ли сможет наша сушка...
Кто сказал, что исход предрешён,
Даже если всего двадцать восемь?
И среди брани злой политрук
Душу тронет простыми словами:
«Братцы, некуда нам отступать,
Стойте, братцы, столица за нами».
Попадание под погон, не взорвались только чудом,
Зажигательный патрон, нам не выбраться отсюда,
Разгорается пожар, волдырями красит кожу,
— Жми, механик, за амбар! — чую, пронесет, быть может,
Только все напрасный труд, саму малость не хватило,
И теперь эта броня — наша братская могила.
И когда на небеса души тихо улетали,
Наши тяжи подошли, этих гадов раскатали!
— Добровольцы, шаг вперед! — добровольцев не нашлось,
Пот с лица комбат утрет, наступление ровно в восемь,
— Значит, слушай мой приказ: проведем разведку боем,
Лезь в броню, дави на газ, ты назначен быть героем!
«Если раны — то чуть-чуть, если смерти — то мгновенной».
Кто придумал эту муть — не был он в бою, наверное.
Это вам не Подмосковье,
Где мы истекали кровью.
Нынче ИС стоит горою,
Да и Ганс уже не тот.
Робко жмутся у низины
Три немецкие машины.
Вот один нашёлся смелый,
Подставляет правый борт.
Немчура попёрла густо.
Чтоб им, сукам, было пусто.
Но не дрогнули коленки -
«Бронебойный подавай!»
Мы отварены не всмятку.
Значит, будет всё в порядке.
Выстрел — вот уже дымится.
Чуть назад и заряжай.
Как в полночь скрипнула дверь, разорвалось сердечко,
Как закатилось под стол волшебное колечко.
Забилось, спряталось в щель, такой не выдержав пытки
И всё плетут кружева по углам белые нитки.
Как одеяло на пол, как стала жёсткой скамейка,
Как по худым рукавам шуршит бумажная змейка,
Как пролежал до утра, да так не выспался всласть,
А встал, на руки пришла совсем не белая масть.
Вот так руками развёл, как будто ничего нет,
Как будто солнца тепло сменял на шапку конфет.
Крикнул да топнул ногой, как будто всё будет так,
Как будто воздух лесной сменял на новый пиджак.
И та, что снилась всегда, заклеит скотчем веки,
И в уши будет шептать, будто твоя навеки.
Тоску рукой разведёт и станет небо ближе,
И хором звёзды зажжёт над городом Парижем.