С гениями поначалу тоже никто не считался, так что если бы не эта особенность, то между гениями и остальными нет никакой разницы. Поначалу никто не считается, потому что еще счет не открыли достижениям. С другой стороны, по началу — это когда уже имеют дело с началом и не могут его отрицать.
Соотношение между гениями и дураками всегда показывало направление движения человечества.
Мастер сам к себе требователен, имея ограниченный вектор верного решения, к ученику больше снисхождения, но не в жизни, а от составителя заданий к уроку. Урок позволяет совершать ошибки и учитель даёт свободу ученику, наблюдая за выполнением задания, но лишь в той мере, пока начинающий никому не вредит своими действиями.
К каждому гению своя мерка, а общая для всех мерка гениальности не годится.
«Обыкновенные люди видят плоды своего труда». — Сказал Теодор Моммзен. Чем, собственно, они и злят своих врагов. А семя, посеянное гением никто не видит, потому что оно всходит медленно.
Когда человек занимает свой ум только привычной и удобной ему информацией, ум перестает развиваться. Пока человек боится быть смешным, ему не стать гением.
Куда приходит созревшая душа, там и созревший мир.
Свобода — это иллюзия. Гений делает даже то, что еще сам проверяет; гениальность создает правила, остальные предпочитают игры, чьи правила они изучили.
Там, где другие под носом у себя ничего не видят (находясь на месте), воображение других предскажет точное развитие событий.
Если вы относитесь, как к гениям, к людям, то спасибо, как говорится, за вашу высокую оценку их высказываниям, а если вы относитесь к окружающим, как к посредственности, то радуйтесь, что они «цитируют чужое», как вы выразились: пиши свое, чужого не цитируй.
У гения и посредственности есть одно общее — привычка. У гения и сумасшедшего есть одно общее — непредсказуемость.
В душу должен заглянуть окружающий мир, чтобы мир отразился в душе формирующейся личности.
Вместо разумных речей, обычно выслушиваешь рассказ собеседника о его личных привычках.