Мерси Шелли. Паутина

Похожие цитаты

В общем, легко понять, почему нас так притягивает литература. Она даёт возможность неограниченного применения наших способностей к перцептуальному восприятию мира и к воссозданию прошлого. У литературы та же функция, что и у игры. Играя, дети научаются жизни, поскольку воспроизводят ситуации, в которых могут оказаться, повзрослев. А мы, взрослые, через литературу упражняем свои способности структурировать прошлый и настоящий опыт.

... у литературы никогда не было такого благоприятного климата, как в последние десятилетия. Ошарашивает само число ежегодно публикуемых новых названий.
Когда я рос, литература означала сотню или около того авторов. Сейчас поход в книжный магазин напоминает посещение магазина пластинок, со всеми этими альбомами групп и солистами, которых ты никогда не услышишь, потому что не хватит на это жизни. Ещё и потому, что их главный стилистический приём — шум. То же относится и к современной литературе: её дидактический шум разнится разве что громкостью.

Пояснение к цитате: 

«По ком звонит осыпающаяся колокольня», доклад на Нобелевском юбилейном симпозиуме Шведской академии, перевод с англ. Е. Касаткиной

Конечно, глупо ждать от литературы точного подобия обыденности. Никто и не обещал снимать кальку с реальности – и все же… Когда живьем сталкиваешься с тайной, иллюзорные миры, даже выписанные скрупулезнейшим образом, блекнут сами собой. И, честное слово, пусть лучше внезапные смерти, люди в обмороке и засекреченные «Белые Журавли» остаются на бумаге – там им самое место! Когда все это нагло вторгается в твое собственное бытие, каковое, согласно общепринятому мнению, определяет твое собственное сознание…

Живопись в отличие от литературы была искусством трагической судьбы: её нельзя было ни размножить в предрассветный час на дребезжащей пишущей машинке, ни перевезти через границу, зашитой в подкладку пиджака, ни отправить на вечное хранение, невесомую и безудержную в тёмный надёжный тайник чьей-нибудь памяти. Живопись была навсегда привязана к земному, вещественному: к холсту и мольберту, кистям и краскам, даже к стенам; а по большому счёту – к месту и времени: именно место и время предрекали ей либо бессмертие, либо гибель.

Она [Елена] ведь и к Шиловскому, ещё командующему 16-й армией РККА, ушла когда-то от его адъютанта Неелова — первого мужа своего. К слову сказать, и Фадеев, с которым сойдётся после смерти известного, но всё-таки рядового писателя Булгакова, был генералом, если не маршалом от литературы — генсеком. И не «кристаллики» ли, спрошу, здесь «виноваты»? Те, что убивают. Помните, в рассказе «Морфий» нас предупреждали: будьте осторожны с «кристаллами» наркотика? Не так ли, подумалось, и в любви, где даже крохотный «кристаллик» корысти способен убить любое чувство?

Пояснение к цитате: 

1. Елена Булгакова (Шиловская по второму браку), — третья жена Михаила Булгакова.
2. Из статьи «Тасина любовь» в журнале STORY, март 2010 года