Виктор Пелевин. Любовь к трем цукербринам

Наш ум — продолжение ума тех, кто жил раньше, наше тело состоит из праха древних звезд, а волшебный язык, на котором мы думаем об этом, самая центральная и интимная часть нашего существа — выставлен напоказ в любом букваре… Высшее «Я» мира — в каждом из нас, шептали желтые страницы, только сумей найти его.

Но я сразу понял, что искать это высшее «Я» будет другое, низшее — которым я в результате и окажусь. Вся тайная мудрость человечества представлялась мне чем-то вроде зеленого лесного лабиринта. Его тропинки подводили близко-близко к висящему над ним яблоку истины — и снова уводили прочь. Сделаться, стать, оказаться тем единственным, что было всегда и с самого начала, для смертного человека невозможно. Одна кажимость может как угодно перетекать в другую, облака могут принимать самые разные формы — но они никогда не смогут стать небом.

Похожие цитаты

Близко-близко я подступал к счастью, и вот, кажется, только бы рукой взять его, да тут-то как раз вместо счастья — нож в то самое место, где счастье живёт. Прошло сколько-то времени, и привык я к этому своему больному месту: не то чтоб помирился, а так иначе стал всё понимать на свете: не в ширину, как раньше, а в глубину, и весь свет для меня переменился, и люди стали приступать ко мне совсем другие.

И самое главное во всём происходившем — его глаза. Такие искрящиеся, такие трогательные, иногда со снежинкой на реснице, иногда мутные от недосыпа. Его глаза. Каждый день. Близко-близко...

— Клетки тела полностью, на все сто процентов, обновляются каждый месяц. Мы все время меняемся. Вот, даже прямо сейчас! — и она поднесла близко-близко к моим глазам кисть тонкой руки. — Все, что ты знаешь обо мне — не больше, чем твои же воспоминания!..
Даже за месяц до развода эта женщина оставалась в высшей степени рассудительной. И очень точно знала, как обращаться с реальностью своей жизни. По принципу: однажды захлопнувшиеся двери уже никогда не откроются снова, но это вовсе не значит, что нужно мешать дверям закрываться.
Все, что я знаю о ней сейчас — не больше, чем мои же воспоминания. Воспоминания, отходящие все дальше и дальше в прошлое, отмирающие, точно старые клетки тела.

Все великие битвы – это итог чьей-то великой глупости, жадности и злобы. Великим воином был второй император дома Тан, несравненный Тай-цзун, Ли Шиминь. Он один, отделившись от своей выстроившейся во главе войска конной железной тысячи, подъезжал к стоявшему во главе вражеского войска хану, брал его коня за уздечку, наклонялся близко-близко и тихо спрашивал: ты видишь, кто перед тобой? Знаешь, что сейчас будет?
И не было битвы, потому что хан движением руки поворачивал коней назад.
Об этих битвах песен не сочиняли.